Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
— Щелкнем ее как орех, — развязно отозвался Бонне, обязанный бесплатной поездкой в Гвиану своему умению ловко управляться с отмычками и фомкой. — Сдается мне, они засунули свою копилку в какую-нибудь дыру и теперь черта с два ее найдешь.
— Да, здесь-то уж точно не найдется старого чулка, чтобы там пошарить, — подхватил глупым тоном бретонец Тенги, настоящее животное. Он убил свою тетку каминной подставкой для дров, чтобы украсть ее сбережения, спрятанные в чулке в набитом соломой матрасе.
Эта низкопробная шутка из тех, что ценятся на каторге, где бандиты любят хвастать своими подвигами, нимало не развеселила шефа.
— Этот пройдоха был не один. Они, должно быть, устроили здесь гулянку, а потом в последний момент прикончили его исподтишка. Акомбака, из какого племени этот мертвый индеец?
— Арамишо, — глухо отозвался вождь.
— Ты его знаешь?
— Да.
— Кто его отец?
— Великий вождь. Он умер. Но жена молодого индейца…
— А, так он был женат?
— Да, на дочери Панаолина… он великий пиай, — сказал Акомбака окончательно ослабевшим голосом.
— Ты знаешь, почему он весь выпачкался в желтой пыли?
Краснокожий, объятый сильнейшим ужасом, смог лишь отрицательно мотнуть головой.
— Из этих скотов ничего не вытянешь, — раздосадованно поделился с товарищами Бенуа. — Плевать, поищем сами. Факт остается фактом: хоть золотая пудра не стоит ни гроша, мы можем быть уверены, что золото где-то здесь. Я готов спорить, что индейские черви попрятались, когда заметили, что мы на подходе. А этого укокошили, чтобы отвлечь наше внимание. Матье, дай-ка этим трусам хлебнуть, чтобы очухались. А теперь, птенчики мои, на охоту.
Осмелевшие от водки индейцы пошатываясь двинулись вслед за бандитами, которые без колебаний устремились в боковые галереи.
Шум подземного потока усиливался. Четверо негодяев медленно продвигались вперед, внимательно глядя под ноги из опасения свалиться в какую-нибудь яму. Впрочем, эти предосторожности не помешали Бенуа споткнуться о что-то твердое и рухнуть во весь рост, изрыгнув очередное ругательство.
— Что еще за чертовщина и чертова бабушка! У меня что, галлюцинации? — гневно прорычал он, поднимаясь, с запачканной в золотой слюде бородой. — Здесь полно каких-то булыжников!
— …Булыжники!.. — заорал Бонне. — Я бы бегом побежал на приступ баррикады, сложенной из таких булыжников. Ну же, смотри… гляди хорошенько, — прохрипел он голосом, в котором не было ничего человеческого.
Дрожащими пальцами он поднял с земли тяжелый кусок металла неправильной формы, на котором пламенели отблески горящих факелов.
— Золото!.. На этот раз настоящее золото! Не так ли, Бенуа?.. Скажи нам, что это золото!
Радость каторжников была оглушительной, безумной и бурной. Они с гиканьем пустились в пляс. Бенуа на первый взгляд сохранял остатки спокойствия, но был взволнован куда сильнее. Он побледнел и не сводил глаз с самородка, точно его загипнотизировали.
— Да, это золото, — сказал он наконец дрожащим голосом. — Дай-ка мне посмотреть на него… поближе… Черт! От радости у меня подкашиваются ноги и в голове пусто. Мысль о богатстве делает меня глупцом.
— Но ты уверен, что это…
— Да, говорю тебе! Это оно. Да и еще раз да! Эта штучка весит больше трех кило, стало быть, стоит десять тысяч франков как с куста!
После объявления этой невероятной цифры вопли и антраша возобновились с новой силой, к огромному удивлению краснокожих, которые ничего не понимали во внезапной вспышке радости белых людей.
— Лично у меня, — заявил Тенги, задыхаясь от переполнивших его чувств, — от радости разыгралась жажда. Я, пожалуй, пропущу стаканчик прямо сейчас.
— Нет, — властно оборвал его Бенуа. — Ты выпьешь после. Так же, как и мы. А сейчас поищем еще. Когда обстряпаем дельце, тогда и гульнем. А пока положи-ка этого красавчика к себе в сумку, и продолжим наши поиски.
— Да, шеф. Ты прав. Не время сейчас для выпивки. Тем более что я теряю голову от спиртного. А если нас соберутся обокрасть!..
Пропустив мимо ушей это крайне лестное для шайки опасение, главарь тщательно осмотрел землю и обнаружил на ней легкие, едва заметные отпечатки босых ног.
— Вот… теперь теплее. Я напал на след.
Он резко наклонился и, подняв что-то с пола пещеры, протянул это Тенги.
— Прихвати-ка и этого рыжика, просто чтобы не отвыкнуть.
Это был самородок весом около ста граммов, который тоже оказался в парусиновой сумке импровизированного казначея.
— Кажись, теперь маленькие пошли…
— Мне больше нравятся крупные.
— Какая разница, в любом случае это золото.
— Вот еще один…
— Это какая-то дорожка Мальчика-с-пальчика…
— Черт побери!
— Что там?
— Кубышка!
— Сейф нотариуса!
— Старый чулок моей тетки!
— Да заткнитесь вы, стадо олухов, иначе я вам глотки перережу!.. Сокровище исчезло! Тайник пустой…
Тройной вопль ярости и разочарования заглушил шум подземной реки.
Сомнений быть не могло. У подножия последней колонны, на одном уровне с ручьем, бурлящие воды которого, сверкая, катились между скал, была выкопана яма средних размеров, устланная широкими сухими банановыми листьями. Но она оказалась пустой. Несколько крупинок золота величиной с пшеничные зерна, застрявших между прожилок листьев, свидетельствовали о спешке во время перемещения сокровища.
— Обокрали!.. Нас обокрали! — заорали разъяренные и разочарованные бандиты.
— Нет, это невозможно. Этот тайник не единственный. Здесь должны быть другие.
— Надо искать… Повсюду! Обшарить здесь все закоулки!
— Да, так и сделаем. Краснокожие нам помогут.
Несмотря на явное нежелание участвовать в поисках, Акомбака и его люди все же не отказали авантюристам в помощи. Четыре с лишним часа бандиты, подхлестываемые надеждой найти сокровище, о размерах которого говорил один потерянный самородок, обыскивали уголки пещеры, обшаривали пол, простукивали колонны, но тщетно. Их упорство оказалось безрезультатным.
Разочарование закоренелых негодяев выразилось совершенно по-разному. Мужлан Тенги плакал как ребенок. Он буквально рыдал взахлеб, причем совершенно искренне. Бонне, хладнокровный тип с лицом и повадками рептилии, казалось, совершенно лишился рассудка. Его ярость выплескивалась нечленораздельными воплями. Матье, ничтожное существо, безвольный инструмент в руках сообщников, которые и отправили его на каторгу, неспособный принимать какие бы то ни было решения, с идиотским видом повторял:
— Так не пойдет! О нет, так не пойдет!
Что касается Бенуа, то на него было страшно смотреть. Его глаза горели, лицо побагровело, а вены на шее вздулись как веревки. Тем не менее лишь он один сохранял хладнокровие, пусть только с виду. Очевидно, ему пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы сдержать гнев и не дать вырваться на волю обычной для него жестокости.
— А ну заткнулись! — наконец прикрикнул он громогласно. — Хватит верещать!.. Нас обокрали! Да, и что с того? Вы думаете, что найдете сокровище, если будете орать, как рыжие
