Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
— Это еще не все. Там есть и паровые молоты. Я их чувствую… Они тоже там, вокруг машины… И еще кое-что… Боже, оно очень тяжелое, — добавил бывший каторжник, продолжая копать изо всех сил.
— Это наши баллоны с ртутью, — ответил Шарль. — Отец, ты слышишь, наша ртуть. Так что разработки будут продолжены. Но что теперь нам делать?
— Мне кажется, все очевидно. Как можно скорее выкопать все оборудование, столь удачно найденное, снова погрузить его и вернуться домой. На этот раз мы будем охранять его как следует, не так ли, Гонде?
— О да, месье Робен! Теперь меня не проведет даже самый хитрый и дерзкий негодяй на свете!
— Но как мы перетаскаем такую массу железа? — спросил Анри.
— Воров это не слишком затруднило.
— Возможно, их было больше, чем нас.
— У нас же есть индейцы Вампи, которые могли бы за хорошую плату раз в жизни выполнить работу носильщиков.
— Не стоит тратить на это время, — живо возразил Шарль. — Когда мы с Николя заказывали это оборудование в Европе, мы не забыли позаботиться о том, чтобы, насколько это возможно, разделить его на детали весом не более тридцати килограммов. Это было вполне естественно, поскольку при нынешнем состоянии колонии, при полном отсутствии дорог и вьючных животных, переноску грузов могут осуществлять только люди. Поэтому наши паровые молоты весят всего по тридцать килограммов, на пять кило больше нормы груза, установленной правительством. Что касается самой машины, конструктор Дебайе специально для нас сделал ее невероятно компактной, но при этом удивительно мощной. Шестеро крепких мужчин смогут перенести ее на берег на какой-нибудь платформе.
— Браво, а теперь — за дело, — подвел итог Анри, поигрывая могучими мышцами. — Ты найдешь выход из любого положения, мой дорогой Шарль.
Пока робинзоны деятельно готовились к операции по транспортировке груза, мы вернемся в хижину, обитатели которой едва оправились от внезапного появления Гонде и бегства того, кого все приняли за настоящего священника, так блестяще сыграл эту роль презренный мошенник.
Индейцы, которые сначала были сбиты с толку и несколько смущены, с быстротой, свойственной этой расе, вновь обрели свою обычную беззаботность. Две юные мисс, сраженные исчезновением отца и болезнью матери, беззвучно плакали в объятиях мадам Робен.
Бедные дети с тревогой наблюдали, как быстро меняется лицо их милой маменьки. Ее взгляд потускнел и стал невидящим; из болезненно перекошенного рта вырывалось хриплое прерывистое дыхание, сопровождаемое бессмысленными словами. Обильный пот катился по лицу, вначале осунувшемуся, но вскоре ставшему бледным как воск.
Тщетно мадам Робен, увы, давно и близко знакомая со всеми стадиями и разновидностями ужасной гвианской лихорадки, старалась утешить несчастных девушек. Находчивость и нежность замечательной женщины, лучшей из всех матерей и жен, в этот момент были бесполезны.
— Моя мама погибла! Она умирает, — рыдала Люси.
— Мадам, — стонала Мэри, — помогите ей! Спасите ее…
— Милые бедные дети! Надо надеяться на лучшее. Все, чему научил нас долгий и горький опыт, все, на что способны горячие чувства, мы все попробуем!.. Нужно дождаться окончания приступа.
— Но она умрет!..
— Смотрите, какая она холодная!..
— Боже милосердный… Она уже не узнает нас!..
— А еще этот бред… эти бессвязные слова…
— Мама… это я! Мы здесь!
— Надейтесь, дети мои, надейтесь… Приступ пройдет в течение часа. Затем мы дадим ей хинин.
— О, мадам, зачем же ждать?
— Это необходимо, — сочувственно, но твердо ответила мадам Робен. — Хинин, принятый во время приступа, может повысить его интенсивность и подвергнуть нашу больную серьезной опасности.
— Но разве сейчас опасность не смертельна? — спросили девушки с надеждой в голосе.
— Нет. Если мы сможем предупредить повторный приступ или хотя бы смягчить его, если он все-таки возобновится, то ваша мать вскоре поправится.
— О, мадам, вы так добры, мы так вас любим! — воскликнули обе мисс, улыбаясь сквозь слезы.
— Я женщина, и я мать, — просто ответила мадам Робен. — Ломи, мальчик мой, чего ты хочешь? — спросила она у молодого бони, который неловко, но с выражением крайней почтительности вошел в хижину, держа в руках банку с прозрачной жидкостью.
— Маленький индейский женщина давай моя флакон, чтобы вытянуть солнечный удар от эта белый мадам.
— Но у нее нет солнечного удара.
— Моя думай, что есть. Все краснокожий люди тоже так думай.
— Что он говорит, мадам?
— Этот добрый негр думает, что вашу мать постиг солнечный удар, и просит меня применить креольское средство, которое используют в таких случаях.
— Мы тоже просим вас об этом, — сказали девушки, с благодарностью посмотрев на Ломи. — Это средство не опасно, так ведь?
— Совершенно безопасно, и, увы, боюсь, столь же бесполезно! Не важно. Я не хочу лишать вас и этой надежды. Давай твой флакон, Ломи.
Бони подошел ближе и передал жене инженера один из тех сосудов прозрачного стекла с широким горлышком, в каких в Европе консервируют фрукты. Посудина была наполнена водой, и, кроме того, в ней содержалось некоторое количество кукурузных зерен и серебряное кольцо.
Банка была закрыта простым куском ткани, обвязанным бечевкой.
По всей видимости, сильнее всего у миссис Арабеллы болела голова в районе лба, поскольку время от времени больная машинально подносила к нему руку как человек, страдающий от менингита. Мадам Робен осторожно наклонила банку, затем полностью перевернула ее вверх дном, чтобы приложить ко лбу страдалицы широкое горло, обвязанное тряпкой. Удерживая склянку в таком положении, она принялась терпеливо ждать. И тут удивленные девушки своими глазами увидели необыкновенное явление. Вода, налитая в сосуд, естественно, имела температуру окружающей среды, но внезапно забурлила. Кукурузные зерна хаотично двигались, а затем стали стягиваться к центру постоянным вращением, как это бывает с горохом в кипящей кастрюле. Казалось, что вода и в самом деле кипит, поскольку в ней появились пузыри, которые мгновенно исчезали, чтобы появиться вновь.
Индейцы и оба бони, встав в кружок, с явным удовлетворением наблюдали за этой странной операцией.
Это продолжалось около получаса. Затем, из-за того ли, что приступ лихорадки прошел сам по себе, как и ожидала мадам Робен, или из-за воздействия туземного средства, дыхание больной понемногу успокоилось, лицо порозовело, бред прекратился, и женщина тихо уснула.
Юные мисс, удивленные и обрадованные выше всякого разумения, не могли поверить своим глазам и обнимали мадам Робен, проливая на этот раз слезы счастья.
— Хо! Хо! — бормотал Ломи, большие фарфоровые глаза которого сияли глубоким довольством. — Добрая мадам сумей вытянуть солнечный удар, да. Тянуть его бон-бон, вот как.
— Что он говорит? — спросила Люси.
— Что я вытянула солнечный удар. — Затем, видя, что ее юная собеседница не понимает это креольское выражение, мадам Робен добавила: — Или, если вам так больше нравится, контакт
