Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Только Ломи остался у очага, которому он нарочно дал погаснуть. После, воспользовавшись темнотой, он натолкал веток и листьев в гамаки, подвешенные к потолочным балкам так, чтобы казалось, будто в них спят люди. Потом он положил на угли побольше сухих поленьев и незаметно присоединился к семье, беззвучно хохоча неудержимым негритянским смехом.
— Все готово, Ломи? — вполголоса спросил Робен у молодого бони.
— Готово, муше, бон-бон. Когда злой люди приходи тот хижина, они попадай ловушка.
— Отлично, дитя мое, ложись спать. Я буду стеречь первым. Через час меня сменит Шарль, потом Эдмон, за ним Эжен. Твой черед настанет в час ночи.
Со стороны лодки донесся крик совы, сымитированный Анри с таким совершенством, что он мог бы обмануть саму птицу. Этот крик означал, что на борту все спокойно. Ломи тоже ответил продолжительным уханьем, и лагерь погрузился в сон.
Тропические ночи так длинны, что европейцы привыкают к ним с большим трудом. Бесконечная, монотонная череда часов страшно нервирует. Полная темнота, без всякого намека на рассвет и сумерки, длится по двенадцать часов в сутки, каждый день с 1 января по 31 декабря, и порой является настоящим мучением. При этом температура остается неумолимо неизменной, так что жителям экватора неведомы теплые осенние вечера и прохладные летние утренники, обычные для регионов с умеренным климатом. Кроме того, когда путник, утомленный лесными скитаниями, проспит шесть или семь часов, необходимых, чтобы восстановить силы, то в два часа ночи он оказывается во власти бессонницы, обрекающей беднягу на принудительное прослушивание импровизированного концерта, который каждую ночь устраивают дикие обитатели леса.
А если к обычному беспокойству добавляется еще что-нибудь из ряда вон выходящее — приступ лихорадки, чрезмерная усталость или глубокая озабоченность, — то ночь в лесу становится решительно невыносимой.
Под угрозой неизвестной опасности робинзоны, пусть и давно привычные к явной аномалии по-зимнему долгих и по-летнему душных ночей, испытывали смутную тревогу, от которой не удается отделаться даже самым закаленным характерам. Поэтому бессонница овладела ими поначалу, они долго ворочались в гамаках, прежде чем перенестись в страну снов. К тому времени, как наступила очередь Ломи заступить на пост, они наконец мирно заснули. Бони принял обычную для мужчин его расы позу: на корточках, с прямой спиной и чуть склоненной головой, опираясь на обе руки. Его взгляд, устремленный на обманную хижину, не отрывался от очага, горевшего в центре легкой конструкции, а уши были готовы различить любой посторонний шум в бесконечном шепоте леса.
Не прошло и четверти часа, как чернокожему показалось, что какая-то тень медленно отделилась от сплошной черноты на границе леса и двинулась в направлении лужайки, освещенной отблесками костра. Это вытянутое пятно остановилось на краю светлой зоны и явно попыталось обследовать интерьер хижины, которая выглядела обитаемой. Это не мог быть человек, скорее огромное четвероногое, которому отблески костра время от времени придавали фантастические размеры.
— Хм, — сказал себе Ломи, — кто эта зверь?
Матао ползком подкрался к чернокожему, сморщил морду и замер, готовый к броску.
Человек или животное, но в любом случае живое существо сделало еще несколько шагов, и Ломи с удивлением увидел над ним высокий и широкий султан, который колыхался какими-то странными движениями.
Бони снова беззвучно рассмеялся своим неудержимым смехом. Он осторожно взял ружье, аккуратно взвел курок, придерживая спусковой крючок, чтобы избежать щелчка, и медленно упер приклад в плечо. Из-за смолистых веществ, содержащихся в поленьях, пламя костра вдруг сильно вспыхнуло, и негр признал в странном существе гигантского муравьеда, который явно пребывал в состоянии экстаза. У этих движений его пышного хвоста было особое значение. Довольное и заинтригованное стопоходящее причудливо махало хвостом в знак своего полнейшего восторга.
— Что твоя желай, таманду? — спросил бони. — В эта хижина нет муравьи. Если твоя не ходи в лес, моя посылай пуля в твой зад.
Ломи держал муравьеда на прицеле. Он был готов выстрелить, как вдруг ясно различил фигуру человека, стоявшего у ствола дерева в двух метрах позади животного. Видение длилось лишь одно мгновение и тотчас исчезло.
В тот же момент со стороны реки, расположенной от силы в тридцати метрах, донеслось отчаянное кряканье. Это был клич казарки. Затем раздались два выстрела. Бони более не колебался и разрядил ружье прямо в муравьеда, который подпрыгнул на месте, встал во весь свой рост на задние лапы и кинулся прочь, в темноту.
Храбрый Матао бросился было за ним, но тотчас остановился, повинуясь слабому свисту.
Робинзоны, разбуженные выстрелами, вскочили одним прыжком, бесшумно вооружились и, не говоря ни слова, с беспримерным хладнокровием приготовились защищаться.
Неподалеку раздался знакомый крик испуганной обезьяны-ревуна.
— Это Анри, — вполголоса сказал жене Робен. — Успокойся, дорогая, все хорошо. В кого ты стрелял, Ломи? — спросил он у бони, который беззвучно перезаряжал ружье.
— Моя стреляй шибко любопытный таманду. Его смотреть хижина, смотреть, кто в гамаки. Я думай, это нет бон-бон. И поймай таманду.
— Гигантский муравьед в такое время и в таком месте? Это невероятно!
— Муше, вы не знать, моя видеть человек там, где под дерево, да.
— Ты видел человека?
— Да, муше. Моя думай, что эта таманду, она не таманду.
— Я тоже так думаю. Уверен, что этот муравьед здесь не один.
Элементарное чувство осторожности велело робинзонам не двигаться и не покидать хижину ни при каких условиях. Они так и сделали, каждый прилег, пытаясь снова погрузиться в сон, прерванный столь внезапно. Напрасный труд. Никто не смог сомкнуть глаз до того момента, когда нежный голосок токро возвестил, что солнце вот-вот прогонит тьму.
Самые верхние макушки деревьев окрасились в пурпур, в нижних ярусах леса стало немного светлее. Индейская собака зарычала, но тут же завиляла хвостом.
— Ну что, — воскликнул веселый голос, — вам тут тоже пришлось пошуметь!
Это был Анри, который подошел неожиданно и так бесшумно, что только Матао смог почуять его появление. Мадам Робен бросилась к сыну, который, как всегда, нежно обнял ее.
— Ты не ранен, сынок?
— Нет, мама, не беспокойся. С моими товарищами тоже все в порядке. Впрочем, вы же слышали мой сигнал.
— Да, друг мой, — ответил инженер. — Но что с вами приключилось?
— Честное слово, я решительно ничего не понимаю. Я отдыхал рядом с месье дю Валлоном, но по привычке, тем более в таких обстоятельствах, спал вполглаза. Вдруг казарка принялась кричать во все горло, да вы, наверное, слышали. Я сразу увидел, что лодка движется вниз по течению. Я тут же
