Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
— Зато ты, Анри, всегда был самым ловким и опытным из нас. В лесу для тебя нет секретов. Ты настоящий дикарь.
— Спасибо за комплимент, месье из Парижа.
— Это не совсем то, что я хотел сказать, ты это отлично знаешь. Тот, кто способен на большее, не всегда может сделать меньшее, а ты можешь и то и другое, лучше, чем любой из нас.
— Еще раз спасибо. Я постараюсь оправдать высокую оценку, которую ты дал моим скромным достоинствам. Так, посмотрим… Кто же такие эти наши незнакомцы?.. Вот как! Они уничтожили свои следы. Экие простаки! И чего они этим добились? Тем более что они предусмотрели далеко не все…
— Как так?
— Посмотри на Ломи и спроси у него, на что он показывает пальцем.
В самом деле, молодой чернокожий, не произнося ни слова, показывал на неглубокий круглый отпечаток, оставленный каким-то посторонним предметом в пепле костра.
— Что это за штука? — спросил Шарль.
— Всего лишь отпечаток донышка оплетенной бутыли с водой, которую использовали, чтобы залить огонь.
— И правда! Я вижу даже прутики оплетки. Но кому принадлежала эта бутылка — белым, индейцам или неграм?
— Посмотрим. Черт возьми, — радостно воскликнул молодой человек после нескольких минут терпеливых поисков, — мне везет просто на зависть!
До этой минуты Анри не двигался с места, чтобы не наследить. Оставаясь в той же позе, он взял ружье за приклад, вытянул руку, насколько смог, и медленно достал кончиком ружейного ствола круглый предмет, который тут же схватил левой рукой.
— Это пробка от оплетенной бутыли. Изначально в ней было вино. Думаю, что могу с полной уверенностью сказать, что открыл ее белый человек.
— Но как ты об этом узнал?
— Что касается содержимого, определить его — невелика заслуга. Пробка все еще пропитана винным запахом.
— Но, — заметил Шарль, — хотя индейцы страстно любят тафию, при случае они не побрезгуют и винцом. Если, как я вполне резонно предполагаю, эта бутыль из моего багажа, глупо было бы думать, что краснокожие отказались от моего превосходного медока{443}.
— Согласен. Но не думаю, что штопоры так уж часто встречаются в здешних краях. Индейцы просто вгоняют пробку в бутылку, которую собираются опорожнить, тогда как на этой пробке остались следы стальной спирали. Вот… смотри, посередине красной восковой печати одного из лучших торговых домов колонии «Адольф Балли-младший и сыновья»{444}.
— Ты, как всегда, прав, Анри. У тебя действительно исключительное чутье.
— Ну что ты, — скромно запротестовал молодой человек, — всего-то немного прилежности и внимательности. А вот еще один след. Не ожидал встретить его в таком месте.
— Ну и ну! Это очень странно. Я бы сказал, что это следы гигантского муравьеда. Благодаря нашему старому другу Мишо мы хорошо с ними знакомы. Ошибиться невозможно. А вот и отпечатки передних когтей, подвернутых под подошвы лап.
— …и отпечатки задних лап, что опираются на землю обычным образом.
— Хорошо. Но ты заметил одну удивительную странность, возможно единственную в своем роде?
— Нет, что здесь необычного?
— А то, что муравьеды, как все стопоходящие животные, перемещаются иноходью, то есть одновременно передвигают обе ноги сначала с одной, а потом с другой стороны. Тогда как этот экземпляр идет обычным шагом. Его конечности двигаются по диагонали и отдельно одна от другой.
— Так ты полагаешь, что этот муравьед…
— Я не делаю никаких выводов. Я констатирую аномалию, и это дает мне массу пищи для размышлений, тем более что это единственный след, который нам удалось найти. Я прослежу за этим муравьедом. Утром посмотрим, что об этом думает наш новый друг Матао.
Собака, услышав свое имя, завиляла хвостом и снова принялась сновать туда-сюда вокруг сассафраса. Через полминуты она вернулась с совершенно красной мордой, словно ее окунули в кровь.
— Смотри-ка, это руку.
Матао убегал и тут же возвращался, словно приглашая Шарля пойти за ним.
Молодой человек ненадолго исчез и почти тотчас вернулся, держа в руках куи, раскрашенный на индейский манер. Калебаса, еще влажная от сока руку, смешанного с пальмовым маслом, конечно, была забыта совсем недавно каким-то краснокожим, который наводил здесь красоту.
— Вот видишь, скорее всего, это были индейцы, — сказал он брату.
— Это лишь доказывает, что среди них действительно есть краснокожие, но я тем не менее уверен в том, что без белого человека не обошлось. К тому же эта находка кажется мне подозрительной. Разве можно допустить, в самом деле, что люди, столь озабоченные тем, чтобы уничтожить малейшие следы своего пребывания, не заметили пропажу такой вещи? Либо я ошибаюсь, либо этот куи оставили здесь, чтобы ввести нас в заблуждение и заставить нас верить в то, что это был отряд краснокожих.
— Ну, раз так, вернемся к лодке. На сегодня мы узнали достаточно.
После предположений, порожденных недавними находками, робинзоны были озадачены еще больше. Посоветовавшись, они решили разбить лагерь прямо там, откуда только что ушли незнакомцы. Нечего было и думать о том, чтобы провести ночь в лодке. Мадам Робен изнемогала от усталости и крайне нуждалась в отдыхе. Из-за того, что большая часть свободного места на палубе была отведена под лиственную постель раненого, места для второй постели не оставалось.
Было решено разделиться. Робен, его жена, Эдмон, Эжен, Шарль и Ломи останутся на земле вместе с Матао. Охранять лодку поручили Николя, Анри и Башелико, которые будут стоять на часах по очереди и присматривать за раненым месье дю Валлоном. Оставленная на свободе казарка предупредит их своими криками о любом подозрительном движении.
Определившись с первым пунктом, отдав указания и распределив роли, все восемь мужчин с привычной ловкостью приступили к постройке не одной, а двух хижин. Они тщательно изучили местность и обнаружили, что деревья достаточно крепки, чтобы избежать катастрофы вроде той, что когда-то едва не стоила жизни Робену и троим его сыновьям.
К наступлению ночи оба укрытия были закончены. Одно из них устроили на виду, заметное отовсюду, прямо на том месте, где прежде горел поспешно потушенный костер. Другое, напротив, искусно спрятали за зелеными лианами и ветвями. Хижины находились на расстоянии сорока метров друг от друга, и расчищенное пространство между ними позволяло видеть из второй все, что могло происходить в первой. В обеих развесили гамаки, затем все вместе поужинали в той, что стояла на виду, при свете разведенного в ней костра, который должен был гореть всю ночь. Когда пришло время отправляться ко сну, робинзоны бесшумно перешли в другую хижину, замаскированную так, что
