Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Рабочие наконец подошли с неловким видом людей, тщетно пытающихся что-то скрыть и повинующихся некоему таинственному приказу. Впрочем, все они, кроме китайцев, еще более скептических и безразличных, чем обычно, явно пребывали во власти смутного беспокойства. Остроты и прибаутки кладовщика, рослого негра из Маны с веселым и хитрым лицом, не производили ни малейшего эффекта. И все же чернокожий весельчак, занимающий эту ответственную должность, не унимался и продолжал шутить и балагурить. Он довольно неплохо умел читать, писать и считать и весьма гордился своими познаниями. Его звали Мариус, как какого-нибудь марсельца, но на прииске его чаще величали бакалавром{348} из Маны[32].
Рабочие молча проглотили свои порции тафии и получили дневной рацион: 750 граммов куака, 250 граммов бакаляу (сушеной трески) и 30 граммов топленого свиного жира. Затем они вернулись в хижины, молчаливые и угрюмые, как никогда.
Директор прииска, заинтригованный непривычной утренней тишиной, вышел из своего дома, составляющего четвертую сторону квадрата, который образовывали хижины для рабочих, и беспечно прислонился к столбу из дерева мутуши, поддерживавшему крышу веранды. Это был высокий мужчина лет тридцати, худой, но довольно мускулистый. На его бледном лице, обрамленном изящной рыжеватой бородкой и такого же цвета волосами, стальным блеском сверкали серые глаза. На нем была серая широкополая шляпа гвианских золотоискателей, полосатая хлопковая рубаха и легкие широкие штаны из той же ткани, перехваченные поясом из красной шерсти. Это был белокожий креол с острова Сент-Томас{349}, но французского происхождения, по фамилии дю Валлон.
Любой, кто не знаком с обычаями и привычками колониальных рабочих, не заметил бы в их поведении ничего странного. Но эта непривычная тишина, в которой, впрочем, не было ни намека на неповиновение, вызвала у молодого директора тайную тревогу. Вот уже несколько дней, как объемы добычи золота снизились, люди работали с каким-то отвращением, среди них поползли загадочные шепотки. Однако энергичное лицо дю Валлона не выказывало ни малейших признаков беспокойства.
Он продолжал стоять в той же безмятежной креольской позе, за которой подчас кроются приступы самой ужасной ярости. Он терпеливо выжидал, когда негры выйдут из хижин, чтобы отправиться к месту работы. Прошло десять минут… затем еще четверть часа. Полная тишина. Значит, белый не ошибся. Работяги решили бастовать! Он вооружился мачете, кликнул своего первого помощника, голландского еврея из Парамарибо, и извлек из трубы несколько оглушительных звуков, сыгранных в особом ритме.
Это был сигнал для десятников{350}. Но никакой реакции не последовало. Лицо креола побагровело от мгновенного прилива крови, но тут же стало мертвенно-бледным. Он медленно подошел к хижинам, остановился перед первой из них и резко выкрикнул:
— Манлиус!
Из хижины, ковыляя и постанывая, появился негр:
— Что хотеть муше?
— Как — что? Пора за работу!
— Моя не моги, муше, моя больной!
— Ладно, можешь остаться.
Он сделал еще несколько шагов и снова позвал:
— Жарнак!..
На зов вышел высокий негр, протиравший ржавые стволы двустволки.
— Здесь! — ответил он коротко.
— Оставь ружье и отвечай.
— Да, муше.
— Почему ты не идешь на работу?
— Это не я, а другие не хотят идти, — ответил негр по-креольски.
— Хорошо, дожидайся меня вместе с Манлиусом.
Директор снова выкрикнул несколько имен, переходя от хижины к хижине:
— Нестор!.. Зефирен!.. Эристаль!..[33]
Каждый из них выходил и откликался на свое имя.
Затем дю Валлон остановился перед индийским кварталом и назвал имена Мунуссами и Апаво.
К группе чернокожих присоединились два крепких кули со сверкающими глазами, с ушей которых свисали по пять или шесть подвесок, а щиколотки и запястья были украшены большими серебряными кольцами.
Все семеро десятников прииска собрались вместе.
— А теперь, ребята, — сказал директор спокойным, но не допускавшим никаких возражений голосом, — как хотите, но вам придется пойти за мной. Точнее, впереди меня.
— Жарнак, — приказал он высокому чернокожему, — становись в голову колонны, мы пойдем к ручью Сен-Жан{351}. И пусть никто из вас даже не думает сбежать по дороге и спрятаться в лесу. Вы знаете, что у меня есть чем остановить беглеца, даже если он проворен, как кариаку.
Старшие по прииску отлично поняли жест, сопровождавший эти слова, разглядев рукоятку револьвера «Нью Кольт» с коротким стволом и очень крупным калибром, торчавшую из так называемого американского кармана, прорезанного чуть ниже пояса штанов.
Дю Валлон никогда не шутил. Поэтому бедняги медленно, дрожа всем телом, отправились по тропе, затерянной в девственном лесу. По мере продвижения их недовольство росло. Белый не проронил ни слова, не без причины полагая, что получит разгадку такого поведения на месте разработок.
Через четверть часа процессия оказывается на большой вырубке, где протекает ручей шириной около трех метров, мутные воды которого несут белесую взвесь размытой глины. На поляне царит неописуемый хаос. Повсюду поваленные стволы деревьев, увядшие листья, сломанные ветки, разорванные лианы. Здесь и там недавно срубленные высокие травы, будто подстилка, на которой гниют цветы орхидей и гигантских бромелий. На каждом шагу, подобно обезглавленным гномам, торчат крепкие основательные пни высотой около метра, со следами топора и огня.
Золотой прииск во Французской Гвиане.
1. Промывка золотоносного гравия лотком.
2. Раздача бужарона.
3. Желоб для промывки золота.
4. Транспортировка грузов.
5. Главная хижина прииска
Ложе ручья осушено. Земля, изрытая кайлами и кирками, покрыта меловыми буграми либо пересечена глубокими траншеями. Длинные доски, заляпанные глиной или черной грязью, выполняют роль мостов над этими траншеями с отвесными откосами, на дне которых бегут тонкие струйки воды опалового цвета.
Чуть дальше в поле зрения попадает узкий желоб шириной около сорока сантиметров, составленный из семи или восьми деревянных лотков длиной примерно в шесть метров каждый. Они вставлены друг в друга под наклоном, каждый поддерживается двумя невысокими козлами.
Еще дальше ручей перегорожен плотиной, а из образовавшегося вследствие запруды водоема вытекает тонкий водопад, который с грохотом обрушивается на дно ямы.
Эти деревянные желоба, похожие на гробы без крышек, будучи составленными воедино, образуют sluice{352}, приспособление для промывки золотоносных почв. А вырубка с ее поваленными деревьями и выпотрошенной землей, таким образом, представляет собой прииск, золотые поля!
Нет ничего более печального, чем вид таких результатов человеческой деятельности на фоне великолепной природы. Это похоже на разъедающую тело проказу, раковую опухоль на лесной опушке.
Негры, при виде этого хаоса, сотворенного, впрочем, их собственными руками, с которым тем не менее они вполне свыклись, испытывают совершенно непреодолимую нерешительность. Жарнак,
