В обители грёз. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века - Антология
в истинный смысл
книги, чью скрытую суть
прочим постичь не дано!
* * *
Как хорошо,
когда со старинным дружком,
всласть насмеявшись
и поболтав просто так,
душу хоть раз отведешь!
* * *
Как хорошо,
когда подливаешь чайку,
угли мешаешь
и степенно беседу ведешь,
рассуждая о том да о сем.
* * *
Как хорошо,
когда, при своей нищете,
чашки расставив,
можешь спокойно сказать:
«Ешьте и пейте, друзья!»
* * *
Как хорошо,
когда беспокойные гости
рано ушли
и никто тебе не мешает
с головой погрузиться в книгу!
* * *
Как хорошо,
когда угощают в гостях
лакомым блюдом —
например, подадут с пылу с жару
запеченный соевый творог!
* * *
Как хорошо,
когда новую славную кисть
где-нибудь купишь,
принесешь домой, прополощешь
и наконец попробуешь в деле!
* * *
Как хорошо,
когда после долгих трудов
книгу захлопнешь
и сидишь, любуясь громадой
переписанного трактата.
* * *
Как хорошо,
когда созерцаешь закат
в горном селенье
или в чистом поле близ храма,
где уж точно предложат: «Ночуйте!..»
Шуточные стихи[69]
«По лицу моему…»
По лицу моему
догадавшись, что вскоре родится
замечательный стих,
суетится на кухне хозяйка,
собирает торжественный ужин…
«В «барсучьей норе»…»
В «барсучьей норе»,
в убогой моей комнатенке
вплотную сидят
на обед приглашенные гости,
неуютно поджав колени…
«Всего лишь одну…»
Всего лишь одну
пустили мы чарку по кругу,
вино подогрев, —
и, увы, не видно довольных,
раскрасневшихся физиономий…
«Вот уж ночь на дворе…»
Вот уж ночь на дворе.
Гости, верно, не очень-то сыты.
На кого ни взгляну,
все нахмурились и надулись,
будто ждут еще угощений…
«И ватага гостей…»
И ватага гостей,
и сам злополучный хозяин
мнутся, сжавшись в комок, —
изо всех щелей поддувает
в обветшалом тесном домишке.
«В доме мороз…»
В доме мороз.
Съестное подъели до крошки.
Гости мои,
нещадно толкаясь локтями,
подбираются к самой жаровне…
««Вот стихия моя…»
«Вот стихия моя, —
твердит неизменно Акэми, —
ради низменных дел
не ударю палец о палец,
лишь стихами я пробавляюсь!»
«Как ласкает слух…»
Как ласкает слух
расчудесный этот звук:
«буль-буль-буль-буль-буль» —
из бутылки полилось
струйкой тоненькой сакэ…
Могила воителя Ёсисада[70]
На камне надгробном
я надпись скупую читаю:
«Здесь пал он в бою» —
как будто повеяло с поля
дыханьем осеннего вихря…
«Каких бы лишений…»
Каких бы лишений
тебе ни пришлось претерпеть
на благо отчизны —
о славе и чести своей
в бою не забудь, самурай!
«О судьбах отчизны…»
О судьбах отчизны
я ночью бессонной грущу,
и в отблеске лунном
рисует мороз на стекле
несущий спасение меч…
«В душевной борьбе…»
В душевной борьбе,
в тревоге о судьбах отчизны
на свете я жил,
одержим единым желаньем —
наболевшее выразить кистью…
«Друг мой далекий…»
Друг мой далекий!
В непроходимых горах
ты поселился —
не затем ли, чтобы стеречь
распустившиеся цветы?..
«Много весен назад…»
Много весен назад
перестало тоскою томиться
и грустить о былом
в этом горном уединенье
закаленное скорбью сердце…
«В неведомом мире…»
В неведомом мире
за гранью пристрастий земных
всегда и повсюду
буду я слагать пятистишья —
как привык в этой жизни бренной…
«Знаю, только в одном…»
Знаю, только в одном
отрада моя и награда —
в сочиненье стихов, —
где б я ни был и что бы ни делал,
на земле или там, на небе…
«После того…»
После того
как покину приют свой непрочный,
бренную плоть, —
не останется больше преграды
между мною и мирозданьем!..
В день, когда мне грустно
Немного мне нужно:
один понимающий друг
для умной беседы
да один пейзаж по соседству,
чтобы только им любоваться…
«Всего-то лишь друга…»
Всего-то лишь друга
да глазу приятный пейзаж…
Но если и это
мне заказано – принимаю
жизнь любую в своей Отчизне!
Окума Котомити
«Того и гляди…»
Того и гляди,
подхваченный ветром осенним,
с вершины сосны
умчится в ночные просторы
едва народившийся месяц…
«Дремоту прогнав…»
Дремоту прогнав,
на небо ночное гляжу —
взошла ли луна?
У самой подушки моей
