Тревожная ночь - Пётр Владимирович Угляренко
И как-то невольно, скорее из какого-то отчаяния, бессмысленно ударил головой о стену. Из глаз посыпались искры - и тут же продрог.
До слёз было обидно Павлу, что он такой беспомощный, ничем себе помочь не может. Один-единственный раз хотел, было, кому-то показать, что не бесхарактерный - может быть и решительным, твёрдым, но... не слишком ли оказался твёрдым? И она никогда не увидит - что он хотел ей доказать.
Ещё раз спросил себя: почему же Наталья выбрала его, а не Виктора, или даже кого-то другого? Сначала, потому что, как только подружились, Наталья не знала, какой его характер? Поняла и сделала вывод, что он ей не пара, позже - уже замужем? Или просто кто-то намного лучше, чем он, Павел, попался ей на пути? Кто, Виктор?
Павел склонил голову. Он покорится судьбе. И пусть кто угодно допрашивает его, чтобы только не Виктор. Это его единственная и последняя просьба. А другому следователю он сразу признается в преступлении. Пусть какое угодно постигнет его наказание, даже сама смерть - без Натальи, которую так любил, зачем ему жить? И нечего больше размышлять, что оно и к чему - пусть приходят за ним, забирают...
Обеими руками стукнул в дверь:
- Откройте! Ведите меня к следователю... Нет, к самому прокурору!
Ждал, был уверен, что сразу поспешат к нему, но не шёл никто! Пришлось совсем пооббивать руки, пока кто-то у двери зазвенел ключами. Отступил на шаг, смотрел на замок. Но открылось лишь окошко, в которое заглянуло сморщенное лицо.
- Что-то хочешь? – странно, даже буднично, спросил старик.
Павел отрицательно покачал головой.
- А почему же гремишь?
Никак не мог Павел догадаться, для чего рвался из камеры и куда. Потёр ладонью лоб и нащупал шишку. Почувствовал, что болит... Сбила его с памяти та неожиданность, что у часового... или, может, просто сторожа - такое сморщенное лицо. Неужели такая плохая у него служба? Но окошко вдруг закрылось, и Павел в тот же миг пришёл в себя. Бросился опять к двери и уже по окошку забил кулаками. Часовой рассердился:
- Ну что тебе нужно?
- Ведите меня на допрос.
- Успеешь, всему своё время - и допросу тоже.
- Нет, моё время пришло. Как раз...
Старик поднял брови:
- Ладно, доложу.
Окошко закрылось.
Сразу после этого стало легче у Павла на душе, будто снял с плеч страшный, непосильный груз, и можно разогнуться, вздохнуть. Но не разогнулся, а вдруг расплакался, как маленький ребёнок. Вытерев слёзы, лёг на кровать, повернулся к стене и закрыл глаза. Почувствовал, что он ещё на что-то надеется, мечтает... Что всё это пройдёт, как страшный сон. Все убедятся, что он, Павел, ни в чём не виноват. Чего же ему принимать на себя вину? Зачем спешить?
Но дверь открылась, и Павел услышал:
- Ну, пошли к следователю.
Медленно зашнуровывал свои ботинки, не говорил ничего. Вышел и остановился, ожидая, пока милиционер закроет на замок камеру, хотя она оставалась пустой.
- Прошу...
Значит, идёт на допрос к Виктору, бывшему товарищу, сопернику, который теперь, через много лет, получил таки над ним преимущество, победил его. Пусть! Горькая эта победа... Так ему и скажет, чтобы не очень потешался над чужой бедой.
Но в кабинете, куда его привёл дежурный, усмотрел незнакомого майора в аккуратной форме. Видимо, никакой он не следователь, мелькнуло в голове, потому что следователи в штатском.
Метнув пристальный взгляд, смерил его начальник с ног до головы, показал на стул, подсунул сигареты и зажигалку:
- Если хотите, курите.
Павел осторожно поправил стул.
- Спасибо, не курю.
- А я, разбойник, курю с детства, - смачно затянулся майор дымом: - Привыкли в таких случаях говорить, что друзья научили, мол, вместе коровы пасли. А я сам научился и, чего таиться, скажу - ещё и других учил. А вы, может, и коров не пасли?
- Не пас...
Странно, думал, о коровах спрашивает майор, когда он, Павел, сидит здесь, как на иголках. Или, может, - размышлял - такой метод допроса?
Но тут же себе возразил: а может, успокаивает. Выпрямился на стуле ровнее, сложил руки на коленях.
А майор неожиданно:
- Что, тогда тоже руки у вас так дрожали?
Показалось Павлу, что у майора на устах промелькнула улыбка - недобрая только, скорее злорадствующая. Дальше сказал.
- Я думаю, нет. Потому что, если бы дрожали - ничего бы не случилось. Или, может, я ошибаюсь?
Молчал Павел, будто не к нему всё это было сказано майором.
- Почему же вы молчите?
- Разве вы спрашивали?
- Спрашивал, конечно...
Павел склонил голову, согнулся и сломался:
- Что спрашивать? Виноват.
- Это не ответ. Вы расскажите всё, как было. Спокойно и откровенно.
- Не могу рассказать, потому что не помню.
- Вот это да! А берёте на себя вину... Ладно, говорите, что знаете. С чего это началось?
Оживился Павел:
- С чего это началось? С письма... анонимки. Кто-то написал мне, предупредил, что моя жена завела любовника.
- И вы этому поверили?
- Сначала нет. Но пришел домой - слышу жена звонит кому-то по телефону и всё время его называет котиком. Ну, я сказал ей о письме... И мы заспорили. Наталья, конечно, ни в чём не призналась, но я уже покоя не имел. И не пускал её к портнихе. Она вспыхнула, начала собираться. А в меня тоже будто чёрт влез. Кричу я ей: «Только через мой труп!»
- А поспешили перейти через труп жены? - закинул майор.
- Не знаю... оттолкнул её, увидел, что упала... А сам бросился на улицу - даже без шляпы, без плаща, как был, потому что уже в беспамятстве. А потом и подавно.
- Не помните? Почему?
- Потому что он напился.
- Ну, а потом, в пьяном виде, что вы
