Тревожная ночь - Пётр Владимирович Угляренко
Взял Вику за голову, заглянул в глаза.
- Может, тогда Павел?
- Что же, Павел мог приревновать её. Если она действительно... крутила миром.
- Я из-за этого глупый! Я ничего не могу понять!
- А я уже и не хочу об этом рассуждать.
- Как?
- А так... Есть следователи, есть суд - они и разберутся.
- Думаешь, им надо передать и это письмо?
- Ничего я не думаю. Уже голова у меня баламутится.
- Нас не будут вызывать, не будут спрашивать?
- Пусть. Совесть у меня чиста. Наташино письмо написано мне, но я его никогда не видела. Погоди: если, судя по адресу, письмо было послано в Крым, то как же оно оказалось здесь?
- Может, на кого-то думаешь?
- Разве я бы тебе не сказала? В санатории со мной не было ни родных, ни близких, чтобы кто-то из них перехватил письмо. Загадка - и точка!
Геннадий немного отступил, положил руки на пояс:
- Ну, а в другой раз она что-то подобное тебе писала?
- Никогда! Никогда! - страстно возразила на это Вероника.
Геннадий задумался: и всё-таки письмо может что-то сказать! Письмо для того, чтобы следователь ухватился за него, как за ниточку, и распутал эту хитрую загадку! Лучше было, правда, ничего не трогать. Пусть бы конверт остался на подушке, а тогда попал куда надо - сам. Но он, Геннадий, как прочитал письмо, сразу подумал на Павла, и хотел его как-то спасти, отвести от него подозрение... Действительно, чем же Павел защитится, если он невиновен? Может, надо помочь брату? Но как? Чего доброго, ещё и сам попадешь в беду: ведь издавна он, и никто другой, враждовал с Натальей!
Тогда, в субботу, вспоминал Геннадий, они разошлись, как злейшие враги. Наталья ругала его, чем-то ему даже угрожала, потом просто вытолкала из дома. Вероятно, было слышно на весь дом, не только соседям, которые за стеной, что им и бог велел всё слышать! Ещё и стучали всё время в стену, и говорил девушкам, с которыми зашёл, чтобы немного утихомирили музыку. А, уж тогда, приехала Наталья...
Не знал, что делать, какой выход из того положения, в которое попали все вместе - Павел, он, Геннадий, и даже Вероника... Был ещё кто-то неизвестный, который пристально следил за ними, наблюдал, как каждый из них выпутывается, чтобы самому остаться чистым, а их утопить. С тем неизвестным надо теперь бороться вместе - всем троим.
Легко обнял девушку за плечи. Этим хотел показать, что не сердится больше на неё, Веронику. Раздумывал - чтобы ей такое нежное и ласковое сказать, чтобы и она не сердилась на него. Потому что из многих девушек, которых знает, с которыми мог бы подружиться, Вероника всё-таки самая лучшая!
- Прости меня, Вика... Как будто кто разум от меня отобрал. Я и сам себя винил. Давай забудем об этом.
- Не понимаю только - в чём ты обвинял себя?
- Да... Наделал глупостей. Хотя бы с тем письмом: надо было мне его брать?
- Не выдумывай, Гена, возьми себя в руки, успокойся. А я должна идти. Дома же у нас ничего не знают.
- Я проведу тебя.
- Не надо. Я хочу побыть одна - подумать, как родителям сказать.
- Тогда давай встретимся завтра.
- Ты хочешь встретиться?
- Конечно, теперь нас за нашу связь уже никто не будет упрекать - Натальи нет.
Вероника взглянула с укоризной:
- О, Геннадий!
- Я молчу.
- То, что произошло, многое изменило. И прежде всего нас самих. Открылись друг другу глубже и видим, что и ты уже не тот, и я тоже другая.
- Ты хочешь сказать, что всё кончено?
- А ты думал, что конца не будет?
- Но я прошу у тебя прощения. Хочешь, я даже на колени встану? Вероника!
Отшатнулась, отскочила от него:
- Не шути!
А потом ближе, мягче:
- Правда, Гена, не шути...
- Я всё-таки тебя проведу. Немного...
И вышли на улицу.
Сразу увидела Вероника девушку, вероятно, одних с ней лет, с зонтиком в руках. Странно было, почему так неожиданно оказалась именно перед ними - не следила ли за ней и Геннадием? Вопросительно взглянула на парня. И он остановился.
- Чего тебе, Фаина?
- Ничего, просто так... Хотела посмотреть на тебя... – Едко заговорила девушка. И отозвалась презрительно в сторону Вероники: - Нашла добро! Ну, ну...
Порывисто повернулась и ушла - мол, она больше не глупая, уже поумнела. Вероника же - наивная девочка, так пусть остаётся, пока не увидит на собственном опыте - что за фрукт Геннадий.
Вика покраснела: нет, не ошиблась, когда дала знать Геннадию, что всё между ними кончено! Всегда подсознательно себя предостерегала: не очень ему верь! Не о Фаине ли хотела предупредить покойная Наталья? А он, зная об этом, ворвался к ней пьяный...
От ужаса, который неожиданно овладел ею, не могла и вскрикнуть. Понемногу, шаг за шагом, начала отступать от Геннадия, и сразу и от Фаины, которая недалеко отошла, и остановилась...
- Вика, Вероника!
И бросилась бежать. Что с ним говорить? Не хочет его видеть, ни сегодня, ни завтра! Никогда! Пусть остаётся с той Фаиной, которая выследила их, дождалась, что Геннадий вышел перед ней и уже некуда было деваться. «Чего тебе, Фаина?» Или это тоже в стиле двадцатого века - век джентльменов прошёл? Или сказать прямо: привык Геннадий менять девушек, как те носки, поэтому презирает.
Не могла смириться - неужели больше никогда не будет на свете большой любви? Или будет - но к ней, Вике, не придёт? Она хочет думать, что любовь вечная и непреодолимая, как сама жизнь! Но неужели тогда за любовь надо платить смертью, как Наталья? Павла она, может, и не любила - по крайней мере так написано в письме... А к кому же тогда порывалась? Кто стал тем принцем на белом коне, который прискакал к ней, Наталье? За любовь к которому она приняла смерть? Хоть
