Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
Все же наибольшую опасность осуществлению планов русификации Бобриков видел не со стороны Финляндии. Решающим было развитие настроений в Петербурге, среди ближайшего окружения колеблющегося и поддающегося влияниям императора. После того, как фон Плеве занял пост министра статс-секретаря Финляндии, императора отделяла от его финляндских подданных стена русских чиновников. В интересах генерал-губернатора было, разумеется, целесообразным препятствовать доступу «сепаратистов» к императору и изложению ими своих объяснений. С лета 1899 года финны и не обращались с прошениями об аудиенции, что, между прочим, с сожалением отмечал Армфельт в своем письме, направленном в Хельсинки. При этом, естественно, может возникнуть вопрос: достаточно ли случайных, время от времени происходящих визитов для оказания на монарха реального и постоянного влияния?
В этих обстоятельствах финляндцы искали другие каналы влияния и нашли заступников в лице вдовствующей императрицы Марии Федоровны и — с определенной оговоркой — министра финансов Витте. Бобриков знал об этой опасности, в доверительной переписке с Бородкиным он упоминал об интригах как Витте, так и «матушки». Однако их влияние было уже на спаде и его оказалось недостаточно, чтобы добиться изменений. Но генерал-губернатор не мог быть уверен в этом заранее. Он считал, что «наглость» финнов частично основана на доверии к помощи из Петербурга.
Бобрикова тревожило, что по мере обострения Финляндского вопроса, решение которого оказалось труднее, чем ожидалось, в среде правящей Россией клики фаворитов стали раздаваться голоса, рекомендующие компромиссы. Добившись изменения военного устава, Куропаткин устранился от финляндских дел, советуя оставить в гражданских делах самоуправление окраины прежним. Еще более неприятным для генерал-губернатора было то, что фон Плеве в 1901-02 годах «выскользнул» из общего фронта. Заботившийся главным образом о своей служебной карьере министр статс-секретарь, которому надоели конфликты и склоки между Бобриковым и финляндцами, начал зондировать возможности компромиссного соглашения с финнами. Для Бобрикова, трудившегося ради тотального утверждения в окраине принципа самодержавия, уступки в проведении политики единообразия исключались. Он считал, что переход на путь уступок не только нанесет урон авторитету, но и постепенно приведет к разжижению и провалу всей программы. Поворот с уже начатого пути означал бы неспособность властей великой державы превратить финляндскую окраину в неразрывную часть империи. Заметив, что император охотнее склоняется к позиции Бобрикова, фон Плеве отказался от своей позиции, но принятие такого решения было облегчено для него тем, что большая цель — кресло министра внутренних дел — была уже им достигнута. С этого момента для фон Плеве дела Великого Княжества отошли на второй план, что автоматически расширило возможности Бобрикова.
Но у генерал-губернатора все же не было уверенности в полной и неизменной поддержке его Петербургом. Бородкин получил задание добавить в подготавливавшийся отчет о деятельности Бобрикова «две-три лестных фразы» о фон Плеве. Значение умершего в 1900 году графа Гейдена также подчеркивалось для ублажения его родственников, которые занимали влиятельные должности в Петербурге; например, его сын был адъютантом Николая II. Влияние факторов неопределенности, порождаемых отсутствием единого правительства, затрагивало и положение генерал-губернатора. Однако же для Бобрикова важнейшим было то, что у самого престола он имел постоянных заступников, сначала в лице Великого князя Владимира Александровича, затем — дворцового коменданта генерала Гессе. Следует также помнить, что хотя Николай II и отличался нерешительностью, он глубоко усвоил идеалы самодержавия и «истинной русскости», от которых вынужден был несколько отступить только в крайней необходимости, вызванной революционными событиями 1905 года. Николая Ивановича Бобрикова тогда уже не было в живых.
В течение XIX века Финляндия постепенно все более обособлялась от империи. Особая, осознавшая свой идентитет нация выросла и воспиталась на базе общественной системы, изначально отличавшейся от российского самодержавия. Приспосабливая шедшие с Запада, в немалой мере из Скандинавии, идеи, финляндское общество, если рассматривать процесс его модернизации в целом, прогрессировало быстрее, опережая в этом другие части империи. Отказываться от достигнутого не хотели. Наоборот, старались укреплять и расширять «внутреннюю независимость», обоснованно считая ее необходимой предпосылкой дальнейшего развития.
Правительственные круги России были, со своей стороны, единодушны в желательности более тесного объединения Финляндии с империей. Разногласия в Петербурге в основном касались средств, с помощью которых следовало идти к достижению этой цели. Насильственная объединительная политика Бобрикова, основывавшаяся на праве сильного, была обречена на упорное сопротивление Финляндии. Прибывший в 1898 году в Великое Княжества новый генерал-губернатор представлял основанную на отжившей идеологии систему, агония которой уже началась. Несмотря на это, соотношение сил было далеко не в пользу небольшой окраины, так что опасность для нее была серьезной. И цель, к достижению которой стремился генерал-губернатор, имея особую поддержку императора, а временами и отдельных министров, и обусловленная этой целью программа действий, и личные качества Бобрикова исключали возможность уступок. Однако жесткими мерами Бобриков добился (как вынужден был констатировать консервативный историк эмигрант Сергей Ольденбург) лишь того, что вместо желаемого сближения Финляндии и России, произошло их еще большее обособление.
Прозорливый Витте еще в 1898 году, в момент назначения Бобрикова в Финляндию, предполагал, чем это может обернуться, и прямо сказал вновь назначенному генерал-губернатору, сравнивавшему свою миссию с миссией графа Муравьева, жестоко подавившего восстание в Литве в 1863 году: «Муравьев был назначен, чтобы погасить восстание, а вы, по-видимому, назначены, чтобы создать восстание...». Замечание Витте оказалось пророческим. Несмотря на кажущееся «умиротворение» края с помощью силовых мер Бобрикова, финляндцы оказались готовы сразу использовать ситуацию 1905-1907 годов, возникшую в связи с общим ослаблением царизма. То же самое повторилось в связи с так называемым «Вторым периодом угнетения» (1908-1917). Попытки агонизирующей системы повернуть стрелки часов истории вспять были безуспешны в Финляндии, как и во всей России.
Важным для последующего развития Финляндии и чрезвычайно важным для финляндско-российских отношений было то, что представления о России и русских у поколений финляндцев, вступивших в общественную жизнь в начале столетия и позже, сложились в первую очередь в свете впечатлений, полученных в период «бобриковщины», впечатлений, заслонивших во многом те позитивные моменты, которые существовали в XIX веке. Однако внимательное рассмотрение этой идейно-исторической линии развития требует, по причине ее широты и многогранности, отдельного исследования.
Политике Николая Ивановича Бобрикова был присущи сильные черты фанатизма. Сделавший военную карьеру
