Измена. Игра на выживание - Луиза Анри
Он остался один. Ту-тук-тук-тук! Пули впивались в стол. Он выкатился в сторону, стреляя навскидку. БАМ!Маска нападавшего дернулась — попадание в плечо. Но ответная очередь настигла Яна. Ту-тук! Он вскрикнул от боли и ярости, схватившись за бок. Алая кровь мгновенно пропитала белую рубашку под пиджаком.
— Босс! — крикнул кто-то из пролома. Подкрепление Яна! С улицы ворвались еще двое его людей, открыв шквальный огонь по нападавшим. ТРА-ТА-ТА-ТА!
— Уходим! Горим! — скомандовал главарь группы Шрама. Нападавшие, таща раненых, начали отход через пролом под прикрытие огня.
Хаос достиг пика. Дым, пыль, грохот выстрелов, крики. И в этот момент Анатолий, наконец перерезав жгут, выплюнул тряпку. С безумными глазами, не глядя ни на Оливию, ни на бой, он рванулся к разбитой входной двери, нырнул в темный коридор и исчез.
— СТОЙ! — рявкнул один из вновь прибывших людей Яна, но было поздно. Анатолий сбежал.
Перестрелка стихла так же внезапно, как началась. Нападавшие скрылись через пролом. Остались только грохочущая тишина, треск огня где-то в стене, капанье воды и тяжелое, хриплое дыхание Яна. Он стоял, прислонившись к стене в прихожей, окровавленная рука прижата к ране на боку. Лицо было белым от боли и потери крови, но скулы напряжены, а глаза... Глаза горели адским пламенем бешенства и предательства. Он видел убегающего Анатолия. Видел мертвых своих людей. Видел пролом — работу профессионалов, которые знали, где и когда его найти.
Его взгляд, полный подозрительной ненависти, упал на Оливию. Она лежала на полу в пыли и крови его охранника, потрясенная, но невредимая. В его воспаленном сознании сложилась картина: Она. Жена этого ничтожества. Она спровоцировала скандал с его племянницей. Она знала, что он придет. Анатолий сбежал слишком вовремя... Возможно, они все были в сговоре с Шрамом? Чтобы выманить его, ослабить, убить?
— Ты... — голос Яна был хриплым, как скрежет по камню. Он шагнул вперед, споткнулся, но жестким усилием воли удержался. Кровь сочилась сквозь пальцы. — Ты все это заварила. Ты знала? — Он не ждал ответа. В его глазах уже был приговор. — Ты часть этого?!
Оливия открыла рот, чтобы крикнуть "Нет!", но он не дал ей говорить.
— НЕВАЖНО! — рявкнул он, и от боли скривился, но не сбавил ярости. Он указал на нее окровавленной рукой, обращаясь к своим подоспевшим людям. — Ее — с нами! ОНА ВСЕ ЗНАЕТ! Живой! Быстро! Пока мусора не свалились на голову! — Его взгляд метнулся к пролому, потом к трупам охранников. Боль и ярость смешались в безумном коктейле. — А этого... — он пнул ногой тело одного из своих погибших бойцов с немыслимым презрением, но в голосе прозвучала и горечь, —...и этого... заберите. А Шрама... — мужчина стиснул зубы, из последних сил держась прямо. — Найти. Теперь это... личное. Очень личное.
Двое людей Яна, не теряя времени, грубо схватили Оливию под руки. Она попыталась вырваться, крикнуть, но один из них резко прижал ей рот ладонью.
— Тихо, врачиха. Не усложняй.
Ее потащили к разбитой входной двери, мимо Яна. Он стоял, опираясь о косяк, лицо в предобморочной испарине, но взгляд, устремленный на убежавшего Анатолия и на пролом, дышавший пылью и смертью, был полон немой клятвы мести. Он кивнул своим людям, указывая на Оливию:
— В машину. И чтоб не пикнула. Она нам расскажет... все.
Ее выволокли в темный, пахнущий дождем и порохом подъезд, к черному внедорожнику с работающим двигателем. Забросили на заднее сиденье. Последнее, что видела Оливия перед тем, как дверь захлопнулась, — это фигура Яна, которого почти несли его люди к другой машине, и его окровавленную руку, сжатую в кулак.
Глава 10
Адский рев двигателя, вибрация сиденья, запах крови его охранников, пороха и дорогого кожаного салона — все смешалось в голове Оливии в оглушающий, тошнотворный коктейль. Ее везли сломя голову по мокрым ночным улицам, зажатую между двумя непроницаемыми горами мышц в черном. Она не видела дорогу — темные тонированные стекла превращали мир в размытое пятно огней и теней. Она видела только свои дрожащие руки, запачканные пылью и темной, засохшей субстанцией, которая уже не казалась просто кровью, а символом того кошмара, в который она попала.
Как? Почему? Вопросы бились в голове, как пойманные птицы, не находя ответа. Она — Оливия Харитонова, врач-терапевт, привыкшая к запаху антисептиков и тихому гулу поликлиники. Она только что пережила измену мужа, унизила его, стала свидетелем перестрелки… а теперь ее, как мешок с картошкой, везут Бог знает куда по приказу раненого бандита, который почему-то решил, что она в сговоре с теми, кто пытался его убить! Абсурд! Чудовищная, леденящая душу несправедливость!
Машина резко свернула, замедлила ход. Оливия инстинктивно вжалась в сиденье. Сквозь стекло мелькнули высокие, темные очертания деревьев, затем — мощные кованые ворота, подсвеченные снизу. Они медленно разъехались, пропуская внедорожник. Охранник рядом с ней что-то пробурчал в рацию, его голос был глухим и лишенным эмоций.
Они ехали по длинной, идеально прямой аллее, обсаженной вековыми елями, чьи мокрые ветви хлестали по крыше. В конце аллеи, на возвышении, возникло здание. Вилла. Слово само по себе казалось чужим, из другого мира. Но то, что она увидела, не было кричащей, безвкусной новорусской постройкой. Это была солидная, даже мрачноватая постройка в стиле модернизированной классики — два этажа из темного камня, высокие окна, строгие колонны у входа, плоская крыша. Ничего лишнего. Все дышало неприступностью и холодным богатством. Свет горел лишь в нескольких окнах первого этажа, остальное здание тонуло во тьме, как спящий хищник.
Машина остановилась под козырьком у парадного входа. Двери распахнулись. Ночной воздух, пахнущий хвоей, дождем и… тишиной, ударил в лицо. Тишиной после выстрелов. Оливию грубо вытащили наружу. Она пошатнулась, ноги не слушались. Ее не поддерживали — просто следили, чтобы не упала и не побежала. Куда бежать? Купол глухой ночи, высокий забор с колючкой поверху, мелькнувшие в темноте фигуры еще нескольких охранников с автоматами на длинных ремнях… Это была не вилла. Это была крепость. Логово волка.
Двери главного входа открылись бесшумно. Внутри — просторный холл, выложенный темным мрамором. Минимализм. Дорого. Холодно. Высокий потолок, пара массивных кресел у стены, огромная абстрактная картина в темных тонах, напоминавшая кровавые разводы. Никаких личных вещей. Никакого уюта. Запах — дорогой политуры, свежего кофе и… стерильности, как в операционной. Или в морге.
— Сюда, — коротко бросил один из охранников, направляя Оливию не вглубь холла, а вбок, в узкий, слабо освещенный коридор. Его шаги гулко отдавались
