Когда горит огонь - Ханна Грейс
– Но почему? Почему этого было недостаточно?
– Потому что мне было еще куда падать. И я падал, пока твоя мать не вышвырнула меня, и тогда я в самом деле достиг дна. Я не хотел признавать, что у меня проблемы. Пристрастие к игре легко скрыть, потому что физических признаков нет. Это не наркотики и не алкоголь, никто не видит, что происходит. Ты убеждаешь себя, что больше не влияет. – Он опирается на колени, и его руки дрожат. – Но то была моя поворотная точка. С этого момента все стало налаживаться. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел, Расс. Не хочу причинять тебе боль.
– Ты эксперт по лжи, папа. Почему я должен верить, что ты просто не утащишь нас за собой вместо того, чтобы исправиться?
– Потому что раньше гордость мешала мне обращаться за помощью. Когда я играл, проигрыши всегда давались тяжело, но я оставался оптимистом и думал, что следующая ставка будет удачной. Сейчас я намерен быть таким же оптимистичным в процессе своего восстановления.
– Когда ты играл? – я подчеркиваю прошедшее время.
Он кивает, потирая затылок, – раньше я не замечал у него такой привычки.
– Я не делал ставок после той встречи с тобой в лагере. Знаю, это срок небольшой, но он самый долгий за последние пятнадцать лет. Я хожу на собрания анонимных игроманов и хочу походить к психологу, чтобы разобраться со своими проблемами.
У меня информационный перегруз, все по-прежнему слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это важные новости, и я должен радоваться, но какой-то внутренний голосок твердит не обнадеживаться раньше времени и продолжать держать отца на расстоянии.
– У тебя есть ко мне вопросы? – спрашивает он.
У меня миллион вопросов, но ни один не приходит на ум.
– Нет.
– А должны бы.
Целую минуту мы сидим молча, я пытаюсь придумать, о чем его спросить. Я столько лет старался с ним не общаться, что теперь не помню, как это делается. Это как пытаться задействовать мышцу, которой долго не пользовался.
– У меня нет вопросов.
– Ну ладно, если все-таки появятся, спрашивай в любое время. В программу моего восстановления входит заглаживание вины перед людьми, которым я причинил вред своей зависимостью, и я знаю, что тебе пришлось страдать. В «Анонимных игроках» говорят, что лучший вид извинения – изменить поведение, и я надеюсь, что со временем ты увидишь, что я стану человеком, с которым ты захочешь общаться.
– Я тоже надеюсь.
– Твой брат вывел меня на благотворительную организацию по борьбе с долгами, и там мне дали советы, как привести в порядок финансы. Я долго скрывал от твоей матери свое положение. Теперь хочу вернуть деньги, которые брал у тебя.
– Деньги меня не волнуют, – сразу отвечаю я.
– Пусть так, но это твои деньги, и мне вообще не следовало у тебя просить. Это было неправильно, и это показывает, что ты хороший человек, раз проявляешь такую щедрость.
Может, я ударился головой и у меня галлюцинации? До того, как я отгородился от семейных проблем, когда все было из рук вон плохо, я продумывал разговоры с отцом. Репетировал, что я скажу, как он отреагирует, а потом таки начнет исправляться.
– Я снова хочу стать членом этой семьи, Расс. Я сам виноват, что меня выгнали и что мне здесь не рады, но надеюсь, что со временем ты поверишь в меня и в то, что я правда хочу стать лучше.
– Я рад, что ты получаешь помощь, папа, и правда надеюсь, что это сработает.
* * *
В голове слишком много мыслей.
После разговора по душам мама настояла, чтобы мы все остались на ланч. Не помню, когда в последний раз мы обедали всей семьей. К счастью, беседу взял на себя Итан. Он рассказывает о новом контракте на запись альбома, а мне остается слушать и наблюдать.
Итан не стал упоминать, что разговаривал по телефону с Авророй, за что я ему благодарен. Она слишком дорога мне, чтобы обсуждать ее в этой обстановке. Да, эта девушка сильная и стойкая, но я хочу заботиться о ней, и, учитывая ситуацию с ее собственным отцом, знакомство с моим ей ни к чему.
Если бы ее отец предпринял какие-то шаги к исправлению, как это делает мой, Аврора без колебаний дала бы ему шанс. Вчера она впервые рассказала ему о своих чувствах, совсем как я в больничной палате несколько недель назад. Надеюсь, это вызовет такую же реакцию, какую получил я.
После еды Итан молча подходит к моему грузовику. Глаза у него воспаленные, он явно похудел с тех пор, как я видел его в последний раз, причем худоба нездоровая. Можно подумать, что он под кайфом.
– Ты в порядке? – интересуюсь я.
– Беспокойся о себе, братишка, – отвечает он, открывая мне дверь.
– Выглядишь как обкуренный, Итан. – Я никогда не видел, чтобы он курил, не говоря уже о наркотиках. – Что с тобой?
– Ничего. – Он трет челюсть. – Ты все равно не поймешь.
– А ты попробуй объяснить.
Брат переводит тему:
– А ты как? У тебя есть все, что нужно для учебы? У меня теперь появились деньги, так что могу помочь.
– Я ни в чем не нуждаюсь. – Я закрываю дверь и опускаю стекло. – Но все равно спасибо.
– Я ради этого пахал как проклятый. Все эти шоу, переезды. Мы все исправим. На деньги можно купить все, Расс. Скоро у нас все наладится.
– Пока, Итан.
Он похлопывает по грузовику и уходит в дом, а я делаю мысленную заметку позвонить брату в ближайшее время.
* * *
Вернувшись домой, я обнаруживаю Аврору на заднем дворе. Она возится с какой-то тканью на земле.
– Что ты делаешь?
Она вскрикивает и оглядывается.
– О боже, нельзя же так подкрадываться. У меня чуть сердечный приступ не случился.
И продолжает раскладывать ткань. Я подхожу ближе и повторяю вопрос:
– Что ты делаешь?
– Я нашла в твоем шкафу палатку! – радостно говорит она, устремляя на меня взгляд. – Но не понимаю, как ее установить, а схемы нет. Хотела разбить лагерь перед костром.
– Десяти недель на свежем воздухе тебе было мало? – улыбаюсь я. Сажусь на траву, скрестив
