Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер
Оставить это место после себя в немного лучшем состоянии, чем я его принял. Во всяком случае, так я сказал Дади Мальбраншу, когда отправился к нему.
— Так ты теперь Direktè Jeneral[160]?
— С марта.
— Felisitasyon![161]
— Лучше всего выразился Аликс Ламот, — продолжал Леконт. — «Мы и так отстали на сто лет, а землетрясение отбросило нас еще на сто». Я уже было решил, что вся наша страна — одни сплошные руины. Так мне казалось на обратном пути домой, когда я проезжал через сгоревшие хранилища в Варрё, Гард-Кот, Леоган, Карфур… Я ощутил облегчение лишь в Фон-де-Негре. Сельская местность стала настоящим откровением. Зеленый тростник. Манго. Предприимчивые торговцы. Жизнь продолжается, как всегда.
Леконт приехал с портативным аппаратом для ультразвукового сканирования плода, чтобы послушать сердцебиение ребенка. После ужина Зо убрал со стола и сам вымыл посуду. Потом вынес на веранду матрас, и Анайя легла, задрав подол.
Венсан достал доплер и размотал шнур.
— Меня научила этому твоя мама, — сказал он. — Она умела прощупывать плод руками и приставлять датчик точно к сердцу.
Анайя вздрогнула, когда шнур коснулся ее кожи.
— Холодный? — спросил Зо, и она встретилась с ним взглядом.
Леконт провел датчиком поперек живота Анайи. Шум помех стал перемежаться с отдаленным звуком — слабым, мерным пульсом.
— Это оно, — сообщил Леконт. — Сердцебиение.
В ту ночь Зо не спал, а лежал рядом с Анайей в темноте и размышлял о том, как ему обеспечить им обоим, матери и ребенку, ту жизнь, которой они заслуживают. Утром он проводил доктора на катер, неся его чемоданы.
— Вы как-то сказали мне, что на мою зарплату не купишь и чашки кофе в Бруклине, — начал Зо. — И что я никогда не смогу обеспечить Анайе удобства, к которым она привыкла.
Леконт уставился на свои ноги, шагавшие по каменистой тропе.
— Разве я так говорил?
— Вы были правы, — сказал Зо. — Всю свою жизнь я работал. Убирал сахарный тростник и хлопок, возил по улицам товары. Дрался за стодолларовые бумажки в Потопренсе. Но денег никогда не видел. Таких, на которые можно содержать семью. У меня за всю жизнь даже не было счета в банке.
В кустах кричали пастушки.
— Ты скоро станешь отцом, — сказал Леконт. — Это заставляет задуматься.
— Тут я не силен.
Доктор остановился посреди тропинки.
— Ты будешь совершать ошибки. Как все мы, — солнечный свет придавал взгляду Леконта необычайную глубину. — Главное, что ты любишь мою дочь больше, чем себя.
— Да, верно. Сущая правда.
— Чего еще может желать отец от зятя?
Когда Зо вернулся в дом над пляжем Таино, он сообщил Анайе, что хочет переехать в Жереми.
— Для чего?
— Чтобы быть поближе к больнице.
— Зачем тебе быть поближе к больнице?
— У них есть ультразвук, операционные и акушерка, которая может нам помочь.
— Ты говорил с отцом.
— Я попросил у него совета.
* * *
В сентябре они заперли свой домик на склоне и на лодке Даниэлло отплыли в Жереми. Анайя была на седьмом месяце беременности и в море чувствовала себя неуютно. Она с облегчением увидела большой белый дом над обрывом.
Доктор ожидал их на верхней площадке лестницы. Попивая холодное пиво и наблюдая с высоты за молодыми супругами, Леконт невольно порадовался тому, как Зо обращается с его дочерью: он прыгнул в воду и отнес Анайю на берег, после чего вернулся за сумками. Теперь у нее был большой круглый живот, и она стояла на песке босиком, заложив руки за спину, совсем как когда-то ее мать. Когда Зо добрался до верха лестницы, Леконт достал вторую бутылку пива и предложил ему.
Анайя проводила дни на диване или в шезлонге, поедая фрукты и грызя лед. Зо составлял ей компанию в течение дня, пока Леконт был на работе. По вечерам тесть и зять наперебой угождали будущей матери, снуя мимо друг друга в гостиной с подушками, прохладными компрессами и травяным чаем.
Однажды в октябре около двух часов ночи Леконт неожиданно проснулся и обнаружил, что Зо растирает Анайе ноги на диване внизу. У нее начались схватки. Венсан отвез супругов в больницу и последовал за ними в родильное отделение. Роды затянулись, и он торчал в полутемной приемной один.
Поздним утром на свет появилась девочка. Акушерка зажала пуповину в двух местах и перерезала. Она сделала младенцу укол витамина Ки протерла глаза эритромицином. Надю обтерли, завернули в одеяльце и передали матери.
Когда Зо впервые взял на руки дочь, он точно знал, что ей сказать. Слова сами пришли на язык, словно их сочинил он:
— Пока все, что ты знаешь об этом мире, — мои руки. Пусть они поведают тебе, что такое твердое, что такое парное, какова температура крови, — Зо прижался лицом к личику дочери. — А еще — как сильно мы хотим любить тебя, но пока не умеем.
Послесловие автора
Эта книга началась с радиопередачи. Я ехал в машине по Порт-о-Пренсу и услышал рассказ какой-то женщины о том, как она очнулась после землетрясения в самосвале, направлявшемся к общей могиле в Титаньене. Собственно, это было единственное слово, которое я понял: «Титаньен, Титаньен», она повторяла его снова и снова. Я знал, что это за место, и улавливал общий смысл. Остальное мне объяснил мой любезный хозяин, Хьюс Дегранж.
Что касается двух влюбленных, потерявших друг друга после катастрофы, то эту историю рассказывали медсестры в центре лечения холеры в ноябре. К тому времени я уже довольно хорошо выучил креольский язык и понимал, о чем речь.
Я прибыл на Гаити в январе 2010 года, через две недели после землетрясения. Будучи фельдшером скорой помощи, я решил, что могу пригодиться. Я поехал с фондом «Жатукик провиденс», которым руководил отец Жан-Клод Атасамесо, католический священник из Демократической Республики Конго. Как правило, отец Атасамесо занимается отправкой медикаментов в отдаленные больницы ДРК, но на этот раз он перенаправил их на Гаити. Перед приземлением он сказал: «У нас в сердцах больше, чем в руках».
Однажды ночью мне довелось проводить сердечно-легочную реанимацию пятилетней девочке на заднем сиденье мотоцикла. Ее привезли в конвульсиях, и я надеялся, что это фебрильные судороги, поскольку уже имел с ними дело. Но лихорадки у нее не было. Отец достал из кармана два стеклянных пузырька. Ей ввели слишком большую дозу хлорохина — лекарства от малярии. Я понятия не имел, что делать. Ведь я приехал ухаживать за ранеными, а тут — тропическая болезнь. Мы сели на мотоцикл и помчались в Уэслианскую клинику
