Неуловимая подача - Лиз Томфорд
– Макс-на-миллион! – восклицает Исайя. – Ты здесь для того, чтобы посмотреть, как твой дядя целиком и безраздельно доминирует на поле?
Мой брат забирает у меня сына, выносит его на поле и показывает остальным ребятам. Макс улыбается. Вся моя команда в восторге от малыша, как будто у нас не профессиональная игра, на которой нам нужно сосредоточиться меньше чем через час. Положив руки на барьер между полем и трибунами, я наблюдаю, как Исайя, держа племянника на руках, обносит его вокруг базы, а остальная команда встречает его на домашней базе.
У меня физически ноет сердце, и это – не из-за отсутствия времени или упущенных моментов с сыном. Впервые с тех пор, как Макс появился в моей жизни, я чувствую, что у меня может быть все.
На мою ладонь, лежащую на мягком барьере, ложится маленькая ладошка. Я поднимаю глаза и вижу, что Миллер наблюдает за мной.
– Он никогда раньше не был ни на одной из моих игр, – говорю я ей немного хрипловатым голосом. – Спасибо, что привела его, Миллс.
Одна бровь приподнимается.
– Миллс, да?
– Монтгомери, не пытайся испортить момент шуткой. Я буду называть тебя так, как мне захочется.
– Да, папочка.
Женщина рядом с ней кашляет в кулак, напоминая нам о своем присутствии.
– Я имею в виду, папочка-бейсболист.
Я просто качаю головой, глядя на нее.
Легко понять, что Миллер не очень-то любит сентиментальные моменты, поэтому вместо того, чтобы продолжить разговор, она просто сжимает мне руку. Я пожимаю ее в ответ, общаясь без слов на переполненном стадионе. Она говорит мне, что держит свое обещание и поможет найти баланс в моей жизни, и я наконец-то принимаю ее помощь.
– Я собираюсь показать ему дагаут. – Я наклоняюсь, подбираю кепку Макса, но, отступая назад, не отрываю от нее взгляда. – Что-то я не вижу, чтобы ты носила номер двадцать один. Где твоя майка?
– Мне самой больше нравится номер четырнадцать.
Ее номер в софтбольной команде.
Я держу рот на замке, чтобы не выдать, что я слишком много раз рассматривал ее фотографию на столе у ее отца и хорошо знаю, о чем идет речь.
– Если ты собираешься приходить на мои игры, мне лучше видеть на твоей спине фамилию Родез, и я не говорю о моем брате.
– У тебя что, какой-то спортивный фетиш? Хочешь увидеть девушку в своей футболке?
Моя старая кокетливая сторона, которую я по большей части прятал и держал в себе с тех пор, как в моей жизни появился Макс, так и жаждет вырваться на свободу.
Я пожимаю плечами.
– Мне нравится видеть симпатичных девушек в моей футболке. А еще мне нравится снимать ее с них.
Губы Миллер приоткрываются, в уголках появляется удивленная и довольная улыбка.
– После такого обещания в следующий раз я обязательно ее надену.
Моя грудь вздымается от смеха, которого она не слышит, потому что сейчас я слишком далеко, и хотя откровенные комментарии Миллер предназначены для того, чтобы вывести меня из себя, и за ее словами нет никаких гарантий, я не могу отрицать, что они заставляют меня чувствовать себя прежним, тем, кто был счастлив и беззаботен, без груза ответственности, с которой одному человеку не под силу справиться в одиночку.
Но самое приятное во всем этом – то, что мой сын здесь, и я все еще под впечатлением от этого.
После игры в тренировочном зале полно народу, потому что, помимо полета домой, завтра у нас наконец-то выходной. Большинство ребят проходят курс восстановления сегодня вечером, поэтому утром перед вылетом им не нужно встречаться с тренером или врачом команды. Я из тех парней, которые с нетерпением ждут возможности поспать столько, сколько мне позволит мой сын, поэтому, набросив на стойку резинку для упражнений, я оттягиваю ее, давая легкую нагрузку вращательной манжете плеча.
Обычно, особенно после проигрыша, я бы поспешил убраться отсюда, рассчитывая вовремя вернуться в отель, чтобы уложить Макса спать, но впервые за весь сезон я не чувствую необходимости торопиться.
Потому что я видел его всю игру.
Сидя на коленях у Миллер, Макс каждые несколько минут махал мне в дагауте, пока в третьем иннинге не отключился и не заснул у нее на груди. Я почти уверен, что мой ребенок пускал на нее слюни, но, похоже, это ее не беспокоило. Она просто гладила его по спинке, пока он дремал. Когда приходило время, снова наносила солнцезащитный крем на его маленькое тельце и все девять иннингов держала при себе мини-вентилятор.
Я был рядом, когда Макс проснулся, привыкая к окружающей обстановке, и едва он посмотрел на девушку, которая держала его на руках, на его личике расцвела сонная улыбка.
Она ему нравится. Это видно по тому, как он смотрит на нее, по тому, как тянется к ней, когда она рядом. Миллер приносит ему утешение, которого ему так не хватало, и она в равной степени приносит то же самое мне, когда я знаю, как хорошо они ладят.
– Кенни, пожалуйста, – умоляет мой брат, следуя за своей любимой тренершей, проскальзывая между столиками, чтобы не отстать от нее.
– Я с тобой не работаю.
– Это твоя прямая обязанность – работать со мной.
Кеннеди игнорирует его, прикладывая лед к колену Коди.
– Кенни, – братец хнычет как ребенок, каковым и является.
– Сандерсон свободен. Эй, Сандерсон! – зовет она. – С Родезом нужно немного поработать.
– Нет…
– Что болит? – спрашивает Сандерсон, подходя ближе. Глаза моего брата расширяются.
– Ничего.
Кеннеди разражается смехом у него за спиной.
– Давай, Исайя. Скажи ему, что ты хотел, чтобы я помассировала.
Сандерсон вскидывает руки.
– Клянусь богом, если ты скажешь о своих причиндалах, я тут же уволюсь.
– Господи Иисусе, – фыркаю я, качая головой, потому что я совершенно уверен, что именно это собирался сказать мой брат.
– Нет. Боже, нет. Речь о моей заднице.
– Твоих ягодицах, – поправляет Кеннеди.
– Моих ягодицах.
– Запрыгивай. – Сандерсон похлопывает по столу. – Давай посмотрим.
Исайя бросает на Кеннеди убийственный взгляд и, не сводя с нее глаз, взгромождается пятой точкой кверху на стол Сандерсона.
Когда Сандерсон начинает давить локтем на ягодицы моего брата, на лице Кеннеди появляется довольная улыбка, но, когда Исайя начинает давать тренеру указания и издавать звуки, выражающие дискомфорт, у нее вытягивается лицо.
– Исайя, тебе действительно больно? – спрашивает Сандерсон.
– Да. А ты думал, что я попросил Кенни поработать со мной только для того, чтобы она потрогала мою задницу?
– Да, – хором произносит большая часть зала.
– Вы все отстой, но нет, я просто думаю, что она мастер своего дела.
– Эй! – возмущается Сандерсон.
– Ты тоже, чувак.
Мой брат застывает на столе от боли, все его тело напрягается, когда Сандерсон наносит удар локтем по его ягодичной мышце. Кеннеди мгновение наблюдает за ним сверху, прежде чем положить руку на плечо Исайи, и ее дразнящий тон исчезает.
– В следующий раз, Родез, я тобой займусь.
– Слава богу, потому что в следующий раз мне нужно будет размять только мой…
– Вечно ты заставляешь меня пожалеть о собственных словах.
Он выглядывает из-за стола и одаривает ее дерзкой улыбкой.
Раздается стук в дверь тренировочного зала, и входит Миллер с закрытыми глазами.
– Все в приличном виде? – уточняет она, прежде чем приоткрыть один глаз и убедиться, что вся команда более-менее одета. – Черт побери.
Она держит обе руки Макса над его головой, позволяя ему поддерживать равновесие, а он отрабатывает шаткие шажки в огромной просторной комнате.
– Посмотри, какие большие шаги! – говорит Исайя, присаживаясь на край стола.
– Отличная работа, Максик! – вступает в игру мой кетчер Трэвис.
Спеша к двери, я присаживаюсь на корточки всего в нескольких футах от сына, протягивая руки.
– Ну-ка, Макс. Давай посмотрим.
Я жду, надеясь, что именно сейчас он наконец обретет уверенность, чтобы сделать свои первые шаги.
Когда Миллер отпускает его, он замирает, очень сильно покачиваясь, а когда пытается сделать первый самостоятельный шаг, просто падает на попку, и подгузник принимает на себя основную тяжесть удара. Макс встает на четвереньки и ползет ко мне, такой же счастливый, как если бы сумел пройти эту дистанцию.
