Проклятая попаданка серебряной совы - Нана Кас
Завтрак стал первым настоящим экзаменом на выживание в этом театре абсурда. Марфа внесла поднос с изящным фарфором, на котором красовалась золотистая яичница, розовый ломтик ветчины и идеальный круассан. И отдельно маленький серебряный колокольчик с ручкой в виде совы.
— Чтобы позвать, если что потребуется, сударыня, — пояснила она, ставя его на столик.
Я киваю, с трудом скрывая горькую иронию. Позвать? Кого? Преданную служанку, видящую во мне хрупкую госпожу? Или мужа, хранящего в кабинете механизм, перебросивший меня через время? В этой роли я совершенно одна.
Самым сложным оказалось управиться с приборами. Вилка и нож в моих и одновременно чужих, изящных руках чувствовались инопланетными предметами. Настоящая Алисия, выросшая в аристократической семье, вероятно, обращалась ими с бессознательной грацией. Я же колола вилкой ветчину, словно гарпуном, а нож противно скрипел по фарфору, заставляя вздрагивать от визгливого звука. Каждый неверный жест казался мне оглушительным предательством, кричащей вывеской «Самозванка!», и не унимал страх быть пойманной и убитой на месте.
Ем медленно, растягивая время. Пока пальцы борются с непослушными столовыми приборами, мой разум лихорадочно работает. Симуляция амнезии даёт карт-бланш на незнание, но я не могла вечно прятаться в комнате под предлогом болезни. Мне нужно осмотреть дом. Найти ларец или механизм с совой, единственную ниточку, связывающую с моим миром, ключ к разгадке моего нахождения здесь и шанс найти путь назад.
— Марфа, — начинаю я, когда женщина заглядывает через некоторое время, так и не услышав зов, — я хочу немного прогуляться. Чтобы освежить мысли. Вы не могли бы показать мне особняк? Боюсь, я заблужусь одна.
Она с готовностью соглашается. Моя «болезнь» явно делает меня в её глазах более покладистой и милой особой, чем прежняя капризная Алисия, чьи причуды, судя по дневнику, хорошо известны прислуге.
Экскурсия всё ещё напоминает мне прогулку по дорогому музею, где все экспонаты можно трогать, но за тобой пристально следит смотритель. Марфа показывает гостиные с золочёной мебелью и зимний сад с экзотическими растениями. Всё роскошно и на удивление безжизненно. Нигде не было видно и намёка на личность хозяев: ни разбросанных книг на столах, ни забытой вышивки, ни потёртого любимого кресла у камина. Казалось, здесь не живут, а лишь ожидают начала следующего официального приёма.
Наконец мы подошли к двум высоким дубовым дверям с бронзовыми ручками в виде замысловатых спиралей.
— А это библиотека господина, — почти шёпотом сообщает Марфа, будто боясь потревожить кого-то внутри. — Он не очень-то любит, когда сюда входят без спроса.
Моё сердце ёкает. Библиотека.
— А… можно мне заглянуть? Хоть на минутку? — прошу я, делая максимально умоляющие глаза. — Может быть, знакомые книги… или просто запах… помогут памяти вернуться.
Марфа заметно колеблется, её пальцы сжимают край фартука. Но жалость ко мне вновь перевешивает страх перед гневом хозяина.
— Только тихонечко, сударыня, и совсем ненадолго, — уступает она, понизив голос до заговорщического шёпота. — Пока господин Киллиан в саду. И, не дай бог, пальцем ничего не троньте, слышите?
С усилием она отворяет тяжёлую дверь.
Воздух в библиотеке иной. Пахнет не просто старым деревом и воском, а целой историей: пылью веков, дублёной кожей переплётов, высохшими чернилами и чем-то ещё… металлическим, щекочущим ноздри.
Помещение огромное, подобное собору, где в нишах вместо святых покоятся фолианты. Высокие дубовые стеллажи уходят в сумрак под самым потолком, доверху заполненные книгами. Они стоят не парадными рядами, а существуют в своём естественном хаосе: навалены стопами с торчащими закладками, разбросаны на небольших столиках для чтения, с шелестящими лентами-ляссе. Здесь царит настоящая жизнь: напряжённая, интеллектуальная, чуждая бездушной роскоши остального дома.
Марфа застыла у входа, словно на пороге святилища, не смея переступить черту. Я же делаю несколько шагов вглубь, и сердце начинает отчаянно колотиться.
Где же он?
Я медленно двигаюсь вдоль полок, делая вид, что с интересом разглядываю потёртые корешки, а сама глазами лихорадочно ищу в полумраке очертания научного прибора.
И тогда в дальнем углу на массивном дубовом столе, заваленном бумагами и испещрёнными странными символами чертежами, я увидела его.
Небольшой, но невероятно сложный механизм, сотканный из тёмного дерева и латуни. Напоминает диковинные астрономические часы, но вместо планет на нём царит иная, неведомая геометрия. Десятки шестерёнок, от крошечных до крупных, сцеплялись между собой. Стрелки на циферблатах с выгравированными чуждыми символами замерли. И венчает это сооружение ларец с серебряной совой, но здесь она преобразилась, встроена в сам механизм, став его ключевой частью, словно бьющимся сердцем. Её чёрные глаза не отражают свет, а впитывают его, и от совы веет немой, древней силой, от которой по коже бегут мурашки. Она кажется куда живее и могущественнее, чем молчаливый артефакт из пыльного кабинета прабабки.
Забыв о Марфе, о страхе, обо всём на свете, я тянусь к холодному металлу. Страстно хочу прикоснуться, убедиться, что это не мираж, а реальный ключ к возвращению домой.
— Вам стало лучше, Алисия?
Голос раздаётся прямо за спиной, у самого уха. Я взвизгиваю, дёргаюсь так резко, что задеваю рукавом край стола, где хрустальная чернильница едва не опрокидывается. Сердце бешено колотится в груди, пока я стремительно оборачиваюсь.
В нескольких шагах от меня стоит Киллиан. Его лицо невозмутимо, но в глубине тёмных зрачков бушует огонь всепоглощающей одержимости. Или гнева? В гнетущем молчании они сливаются воедино.
Он заметил, куда был направлен мой взгляд, застывший на механизме.
— Интересуетесь моими часами? — В его бархатном голосе звучит отточенная, как лезвие, насмешка. — Редкий экземпляр. Очень капризный. Не всегда показывает то, что мы хотим увидеть.
Его слова обманчивы, каждое прозвучало как предупреждение. Не трогай. Это не твоё.
— Марфа сообщила, ваша память всё ещё в затмении, — продолжает он, делая бесшумный шаг вперёд. Его тень накрывает меня, поглощая свет от лампы. — Но, кажется, некоторые вещи всё так же продолжают вас интересовать.
— Я просто… — запинаюсь, чувствуя предательский жар, заливающий щёки. Моя тщательно выстроенная легенда об амнезии трещит по швам.
Почему я инстинктивно потянулась к этому артефакту? Точно, путь домой.
Мы стоим друг напротив друга. Он хозяин этого святилища, хранитель тайн, скрытых за ширмой светских условностей. Я непрошеная гостья в теле его жены. Воздух между нами трещит от напряжения, словно наэлектризованный.
— Книги, — выдыхаю я, отступая к спасительным стеллажам и проводя дрожащей рукой по шершавым корешкам. — Мне показалось… Я узнала некоторые переплёты…
Киллиан не сводит с меня пристального взгляда, словно считывая на моём лице ложь.
