Проклятая попаданка серебряной совы - Нана Кас
И уходит, оставляя меня наедине с книгой лжи, дневником отчаяния и нарастающим ужасом от понимания: я оказалась в центре семейной драмы, где у каждого своя правда.
Глава 7
У меня внутри бушует гражданская война. Обрывки фраз из дневника «человек без сердца», «одержимый» столкнулись с образом живого мужчины. Пусть его взгляд и был испытующим, а голос холодным, но он принёс книгу. В знак примирения.
Какому Киллиану верить?
Тому, что смотрел на меня с фотографии глазами, полными бездонной тоски? Или тому, что спрашивал тихим голосом, боюсь ли я его? А может, тому, о котором писала его жена: замкнутому эрудиту, поглощённому страстью к древним механизмам?
Сжимаю в руках подаренный томик стихов, пока пальцы не немеют, и отбрасываю подарок на кровать. Книга падает с глухим стуком. В руках она ощущалась тяжёлой, твёрдой, неоспоримо реальной. Как и дубовый пол под ногами. И корсет, врезающийся в рёбра.
Сидеть в этой позолоченной клетке сложа руки — значит подписать себе смертный приговор. История, пусть и зафиксированная в пыльных дневниках, уже предрешена. Алисия Крылова погибнет. Если я не сделаю что-то, не перепишу последнюю страницу, её судьба станет моей. Не метафорой, а настоящим концом.
Страх, сковывавший меня до этого момента, внезапно кристаллизуется в холодную решимость. Если невежество ведёт к гибели, то знание — единственное оружие. И я должна его раздобыть.
Подойдя к окну, я отодвигаю тяжёлую бархатную портьеру. За стеклом расстилается безупречный сад: геометрические кубы самшита, извилистые дорожки, усыпанные белым гравием. Идиллия, выверенная до миллиметра, и всё спокойно, но смертельно опасно. Где-то за гранью этого сна, за пространством времени, шумит XXI век, с утомительными лекциями, звонками подругам, планами на будущее. Та жизнь кажется теперь призрачной, словно я всегда была здесь, в этом античном платье, ожидающая конца.
Отпускаю занавес, и комната снова погружается в полумрак. Мой взгляд падает на туалетный столик, где лежит дневник. Он единственная ниточка, связывающая с настоящей Алисией. Но её правда горька, отравлена обидой. Она смотрела на мир изнутри клетки. Чтобы выжить, мне нужно понять, что происходит на самом деле. Нужны факты, а не эмоции.
И тут меня осеняет. С поразительной ясностью я прокручиваю в памяти всё, что произошло с момента пробуждения. Моё поведение… Как я заикалась от страха, с трудом подбирая слова, и отшатывалась от Киллиана. Но Алисия, судя по её ядовитым записям, жертвой не была. Она дерзкая, капризная, привыкшая к вниманию и уверенная в своей власти над мужчинами. Она бы не растерялась. Она бы… возможно, напала?
А я вела себя… прозвучит абсурдно… как перепуганная студентка, вырванная из своего времени.
Нужно стать Алисией. Не просто притвориться, а вжиться в роль до мозга костей. Из рассказов прабабки Дианы я знала о её манерах, её уверенности, её язвительности. Использовать её же оружие. Но я не смогу слепо копировать прежнюю Алисию, мне нужно создать новую. Объяснить все свои странности, страх, неловкость, провалы в памяти так, чтобы это выглядело не как безумие, а нечто… медицинское. И не вызвать подозрений, а отвлечь Киллиана от гораздо более страшной правды.
Снова подхожу к зеркалу и встречаю взгляд бледной незнакомки. Её огромные глаза смотрят на меня из глубины позолоченной рамы.
— Ладно, Алисия, — шепчу, и губы в отражении беззвучно повторяют мои слова. — Твоя история закончилась. Прости. Но теперь мне нужно написать свою.
План созревает мгновенно, жгучий и ясный: осмотреть дом, найти библиотеку, ту самую сову. Но едва я делаю решительный шаг к двери, как реальность грубо напоминает о себе. Голова кружится, в висках стучит, а тошнота подкатывает волнами. Незнакомое тело, ослабленное обмороком и стрессом, не подчиняется. А неудобное платье превращает каждый шаг в борьбу с невидимым противником.
И словно по сигналу, появляется Марфа с подносом. Её лицо искажается от неподдельного ужаса.
— Куда это вы, сударыня? — взволнованно всплёскивает она руками, широко расставив локти и намертво блокируя выход. — Доктор покой велел! На ногах ещё ели стоите, а уже порываетесь куда-то! Никакой пользы от прогулки не будет, только новые приступы наживёте.
Женщина смотрит на меня с искренней тревогой, что все возражения застревают в горле. Спорить не просто бесполезно, а стратегически невыгодно. Вызывать подозрения у единственного человека, чьё отношение ко мне пока граничит с заботой, было верхом глупости.
Пришлось принять поражение и проглотить слова. Вечер я провела запертая в своих покоях. Но это заточение не стало потерей времени, а вылилось в мою первую репетицию.
Я медленно перемещалась по комнате, привыкая к лишнему весу платья, к новому центру тяжести и отрабатывая каждое движение, пока оно не начинает казаться менее чужим. А встав перед зеркалом, я вгляделась в бледное лицо незнакомки, пытаясь поймать нужное выражение. Отстранённое, уставшее от света и собственной слабости. Вид выздоравливающей женщины, а не испуганной самозванки из другого времени.
За окном ночь опустилась на особняк, бархатная и беззвёздная, словно поглотившая весь свет. Лёжа в необъятной кровати, вцепившись в одеяло, я прислушиваюсь к малейшему звуку за дверью. Каждый скрип паркета, отдалённый шорох заставляет сердце замирать.
Где-то там, в тёмных коридорах, скрывается разгадка. И я даю себе слово: завтра, чего бы мне это ни стоило, я выйду из комнаты не сломленной жертвой, а охотником, готовым идти по следу.
Глава 8
Утро пришло не с солнечным светом, а с настойчивым стуком в дверь. Меня выдернули из глубокого омута, где сны смешивались с обрывками моей прежней жизни, суровостью постигшей реальности и образом совы с бездонными глазами.
— Сударыня, пора вставать.
Дверь открывается, и в комнату вплывают горничные. Их движения отточены до автоматизма, словно ритуал. Одна принимается расправлять шторы, впуская бледный свет, другая несёт к кровати стопку одежды и тот самый корсет, из которого я вчера выскользнула с громким вздохом.
— Не сегодня, — мой голос звучит с непривычной твёрдостью, когда я отодвигаю протянутые руки с корсетом. — Найдите что-нибудь… попроще.
Воздух в комнате застывает. Горничные замерли, переглянувшись в полном замешательстве. Для них, выросших в мире, где узкая талия была вопросом чести, мой отказ пришёлся им не по вкусу. Младшая горничная ахнула, прикрыв рот ладонью. Марфа же смотрит на меня с немым вопросом, в её глазах растёт тревога за рассудок госпожи.
— Но, сударыня, без должной поддержки… — начинает она, но я прерываю её взглядом.
