Проклятая попаданка серебряной совы - Нана Кас
В итоге, после минутного ошеломлённого шёпота горничная извлекает из гардероба платье из мягкой тёмно-зелёной шерсти. Крой проще, а вместо жёсткого корсета с пластинами они надевают на меня короткий лиф, поддерживающий грудь. Он всё равно стягивает рёбра, но уже не угрожает переломить их пополам. Пальцы горничной движутся неуверенно, будто совершают кощунство. Они облачали меня в наряд с видом людей, нарушающих древний завет, с говорящим взглядом: «Так не принято».
Вскоре женщин куда-то вызвали, и я осталась одна.
Вот он, шанс. С чего бы начать? Библиотека. Согласно дневнику, именно там он стоял перед механизмом с совой.
Глубоко вдохнув, я подхожу к двери. Первое стратегическое решение принято: не пытаться полностью копировать Алисию, но продолжать симулировать потерю памяти. Эта маска даст мне право быть неловкой и станет моим алиби.
Я кладу ладонь на холодную бронзовую ручку. За этой дверью лежит целый неизведанный мир, враждебный и полный загадок.
Первый же шаг за порог спальни превращается в настоящее испытание. Длинный коридор, покрытый ковром, кажется тоннелем в неизвестность. За одной из дверей доносится приглушённый девичий смех. Где-то в глубине мерно тикают маятниковые часы. Этот особняк живёт своей устоявшейся жизнью, а я в нём инородное тело, сорвавшаяся с орбиты звезда, чей свет идёт из другого времени.
Марфа, появившись из боковой двери с охапкой белья, чуть не выронила свой груз при виде меня.
— Сударыня! Вы куда это собрались? Вам бы отдыхать, — её глаза округлились от беспокойства, словно я стою на краю обрыва.
Я заставляю мышцы лица расслабиться, губы слегка дрогнуть, а взгляд наполниться влажностью. Сделать самое потерянное выражение, на которое способна, превращаясь в живое воплощение хрупкости.
— Марфа, я… чувствую себя уже гораздо лучше и… проголодалась, — сказала я тихим, дрожащим, чуть слышным голоском, — но не помню, где столовая.
— Батюшки святые! Да до чего же всё плохо! — ахает она и бережно берёт меня под локоть, будто хрустальную вазу. — Ничего, голубушка, я вам всё покажу. Вы только не волнуйтесь, ради бога.
И ведёт дальше, по лабиринту молчаливых коридоров, пропитанных запахом воска и старого дерева. Её суетливый шёпот кажется единственным живым звуком в этой гробовой тишине: «А это портрет свекрови вашей, покойной графини Анны Алексеевны, суровый был человек, до последнего дня в корсете ходила… А здесь Зеркальный зал, где проходят балы да приёмы по праздникам…».
Мой взгляд скользит по стенам, увешанным тёмными полотнами в массивных золочёных рамах. Один портрет привлекает внимание: молодой офицер с надменным выражением лица и неестественной бледностью, его рука лежит на эфесе шпаги, а на заднем плане угадывались очертания знаменитого Петропавловского шпиля. Другая картина: дама в платье екатерининской эпохи, с тонкими губами и глазами-буравчиками, следят за нами по всему залу.
Особняк огромен. Высокие потолки теряются в сумраке, а с них свисают, словно призраки, позолоченные люстры, завёрнутые в холстину. Повсюду тёмное полированное дерево, витые балясины лестниц, уходящих в ещё более густой мрак третьего этажа. Толстые ковры поглощают каждый наш шаг, создавая ощущение изоляции.
Так вот он какой, особняк Крыловых. Не просто дом, а крепость, хранящая секреты за множеством дверей.
Марфа прерывает мои наблюдения, понизив голос до конспиративного шёпота, и кивает на массивную дверь с медной совиной головкой вместо ручки: «А это кабинет хозяина. Он там с утра до ночи пропадает с книгами, и отрывать его нельзя, уж вы меня извините… Никогда не знаешь, в каком он духе оттуда выйдет».
Кабинет Киллиана. Логово зверя.
Ловлю каждое слово, впитывая информацию как губка. Так, между делом, узнаю: Киллиан почти не появляется на дневных трапезах, предпочитая одиночество в библиотеке; у Алисии есть личная камеристка (кроме Марфы), которая ушла в город по поручениям; и на вечер не ожидается гостей. Последнее становится небольшим, но ощутимым облегчением.
Когда мы проходим мимо высокого зеркала в раме, я вздрагиваю от собственного отражения. Бледное лицо, утомлённые глаза и атлетическая фигура в складках бархатного платья. Картина по-прежнему шокирует. Но теперь, присмотревшись, я увидела не только панику. В глубине зрачков незнакомки, словно стальной клинок в ножнах, читается твёрдая решимость обмануть, выстоять и докопаться до сути.
Марфа приводит меня в небольшую гостиную. В отличие от парадных залов с их величием, здесь тепло и почти по-домашнему уютно. Стены, обитые тёмно-фиолетовым шёлком, мягко рассеивают утренний свет. В центре стоит круглый столик из тёмного ореха, на котором уже ждёт изящный серебряный сервиз, а рядом мягкие кресла с высокими спинками, обиты выцветшим бархатом. С тихим потрескиванием в камине пылают поленья, отбрасывая на стены танцующие блики и наполняя комнату ароматом древесной смолы.
— Присядьте, госпожа, я сейчас распоряжусь насчёт завтрака, — говорит она, отодвигая для меня кресло. — И хозяина предупрежу, чтобы не тревожил вас расспросами.
Она выходит, а я подхожу к окну и сдвигаю портьеру. За стеклом ухоженный сад окутан утренней дымкой. И там, на дальней аллее, я увидела его.
Киллиан прогуливается неспешным шагом, его тёмный силуэт резко выделяется на фоне изумрудного газона. Но он не один. Следом идёт мужчина в строгом мундире. Русые волосы, собранные в тугой пучок, но несколько выбившихся прядей вьются на затылке, словно живое золото на фоне тёмной ткани. Он говорит горячо, жестикулируя, но его слова разбиваются о стену молчания. В непробиваемой позе Киллиана читается отстранённость, в которой проглядывается не высокомерие, а всепоглощающая задумчивость. Его взгляд устремлён в недоступные никому дали, куда не долетают ни слова собеседника, ни щебет птиц.
Но внезапно он останавливается, словно невидимая струна между нами дрогнула и зазвенела, передавая ему вибрацию моего пристального взгляда. Его преследователь, не ожидая этого, едва не налетает на него, неуклюже споткнувшись. И в следующее мгновение две головы, тёмная и светлая, поворачиваются в сторону дома с пугающей синхронностью хищников, уловивших тревожный шелест в траве, обещающий добычу или угрозу.
Сердце моё забилось с такой силой, что звенит в ушах. Я отшатываюсь от окна вглубь комнаты, стараясь скрыться.
Мне предстоит разгадать загадку этого особняка, полного шепчущих портретов и запертых дверей. Но есть самая сложная — Киллиан. Человек, который станет моим палачом… или окажется таким же пленником в этом лабиринте.
Снова выглядываю в окно, но аллея пуста. Киллиан и его спутник, словно призраки, растворились в утреннем мареве. Я возвращаюсь к столику и опускаюсь в кресло, стараясь дышать ровнее и унять дрожь в коленях. Но сердце продолжает биться чуть ли не в горле.
Глава
