Ворон, каркни на счастье - Анастасия Разумовская
— Да она облёваная! — вдруг взвизгнула Рози. — Фу, какая гадость! И за что нам такое наказание!
— Скажи спасибо, хоть не обоссанная, — густо расхохоталась Маргарет.
Она как раз стянула с меня кальсоны и грубо пихнула в плечо:
— Давай, забирайся, идиотка. Будем тебя мыть.
Вода была очень горячей, я невольно вскрикнула и отдёрнулась. Маргарет пихнула меня, нажала на голову, заставив погрузиться. Я забарахталась, вынырнула, закашляла.
— А вот бы и совсем утопла.
— Рози, ты чё несёшь⁈
Действительно. Я почувствовала невольную благодарность к великанше.
— Потом поди докажи, что не ты утопила. Нет уж. Пусть её женишок себе забирает и там хошь што, хошь топит, хошь душит.
Грязь с меня буквально отдирали мочалками. Хотя я и была почти чистой, но они всё равно тёрли с усилием. Потом кое-как вытерли, натянули длинную рубаху, замотали волосы в полотенце. Маргарет обула меня в деревянные башмаки, Рози схватила за руку и потащила через грязный двор, прямо по холоду в дом. Помоечная находилась во внутреннем флигеле, а моя комната — в главном здании. Но я почти не успела замёрзнуть — наш дворик не был велик.
Моя комната встретила меня холодом — никто заранее не растопил круглую изразцовую печку в углу, никто не просушил постель, не налил в кувшин воды, даже окно не вымыл.
— Спи и никому не мешай, — прошипела Рози.
— Мэ-э? — печально уточнила я.
«Дура, я целый день ничего не ела!» — значило грустное мычание.
— Стала совсем идиоткой, — фыркнула девица и захлопнула дверь.
Понятно. Поесть мне не дадут.
Я подошла к печке, положила на её округлый кирпичный бок ладони. Она только-только начинала нагреваться, и вскоре меня начала колотить дрожь. Я оглянулась на кровать. Интересно, если сейчас зарыться в одеяла, то станет теплее? Или, наоборот, мокрые волосы намочат постель, и потом… А ещё Гарм. Он сможет пробраться ко мне в комнату? И вообще, помнит ли мой дружок, где она? Ко мне малыш попал, когда был ещё совсем кутёнком, только-только открывшим глазки. Это было почти полтора года назад, а год назад я уже оставила отчий дом. Помнит ли Гарм где моя комната?
Вдруг не найдёт?
Часы на ратуше пробили полночь. Должно быть, все в доме спят уже, и все двери закрыты. А вдруг Гарм остался на улице? Нет, малыша надо спасать.
Я решительно распахнула дверь и двинулась к лестнице парадного хода, с надеждой вслушиваясь в тишину. И внезапно услышала звуки клавесина и чей-то смех. И приглушённое пение. У нас гости? Так поздно?
— Гарм, — тихонько позвала я.
Но вряд ли пёсик был здесь. Вероятнее, он остался в хозяйственном флигеле, а то и вообще мёрз во дворе. Сердце сжалось от страха. Я спустилась на первый этаж, где находились парадные комнаты: зал для танцев, гостиная с клавесином и трапезная. Тут же была и оружейная — предмет гордости моих деда и отца. Раньше зала для танцев не было: если маме очень хотелось потанцевать, слуги просто расставляли мебель по краям трапезной, и гости танцевали прямо так, а старинные доспехи, мечи, алебарды, арбалеты и плюмбаты занимали обе залы. Но с появлением мачехи всё изменилось.
Сейчас из гостиной до меня доносился весёлый женский смех, чей-то низкий голос, музыка и какой-то топот. Танцуют? Но ведь далеко за полночь. И потом… отец же очень болен, ему же нельзя ложиться поздно.
Я осторожно подошла к неплотно закрытым дверям и тихонько заглянула в щель.
Зал был ярко освещён множеством свечей. Я увидела какую-то даму, которая активно прыгала вокруг невидимого мне кавалера и тонко, немного визгливо смеялась. Услышала голос маменьки, но не поняла, что та говорила. Всё это было странно, очень-очень странно. Но вряд ли там был Гарм.
Я попятилась, встав на цыпочки, чтобы меня точно не услышали. Напрасно вообще я сюда спустилась. А затем бросилась к чёрной лестнице. И с размаху вмазалась во что-то твёрдое. В кого-то. Твёрдого.
Меня придержали. А полотенце на моей голове — нет. И оно свалилось, выпуская мокрые пряди волос.
Ой, мамочки! Я врезалась в мужчину. Высокого, сильного, в какой-то странной одежде: в чёрном парчовом камзоле, сверкающем серебром, с широким поясом, зашнурованным на боку серебристыми лентами. В тёмных штанах, не шоссах. Неширокие, но и не узкие штанины, ничем не подвязанные, были без буфов. В сапогах, плотно обнимающих ногу, словно кожаные носки.
И тут я сообразила, что смотрю куда-то не туда, и подняла взгляд.
Сероватое в полутьме лицо, скуластое, с раскосыми глазами. Восточными глазами, словно приподнятыми к вискам. Тонкая полоска усов над резко очерченными губами, похожими на клюв. Тонкий прямой нос, словно сломанный горбинкой у самой переносицы. Широкие брови, похожие крылья лука. И волосы. Чёрные и длинные, до плеч.
Кочевник!
Я попятилась. Откуда в Родопсии кочевники из восточных степей? И вот этот конкретный… Полотенце предательски развязалось, но я успела схватить его края обеими руками и прижать к груди, с трудом удерживая в ней рвущийся наружу визг.
Гарм великолепный, отважный, злой и могучий, настоящий волчара
Глава 2
О толстушках и легендах
В мгновение ока в уме промелькнул десяток вариантов, от того, что Родопсия была захвачена варварами, пока ничего не подозревающая я наслаждалась уединением лесов, до начала вторжения диких орд прямо в эту ночь.
Варвар оглядел меня с головы до ног, задержался взглядом на месте, где заканчивалось полотенце, на груди, на ключице, прицокнул и ухмыльнулся. Блеснул оскал белоснежных зубов. Ну, знаете ли! Я вспыхнула. Вжалась в стенку. Сердце заколотилось о рёбра. Мне показалось, я слышу, как оно вопит: «выпустите меня отсюда!»
— Будь ты в моей спальне, — заметил мужчина, продолжая ухмыляться и чуть прицокивая, — я сцёл бы это очень милым подарком. Но или ты ошиблась дорогой, или…?
— Вряд ли такой подарок вас порадует! — брякнула я, чувствуя, как краснеют щёки.
Ой. Я что-то не то сказала, кажется. Пришлось добавить:
— Вы будете очень любезны, если дадите мне пройти.
Или варвары не понимают вежливости? У каждого народа ведь свои обычаи. Может, на кочевников надо орать и бить кастрюлями по ушам, например? Дикарь встал так, чтобы точно заслонить проход, расставил ноги пошире, а большие пальцы рук засунул под пояс. Наклонил
