Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци
Однажды мне снилась заря. Бесконечное пространство на необозримой высоте, наполненное слоями облаков, залитых солнечным светом, что расплескался золотистыми, багровыми, розоватыми и пурпурными красками. А внизу – буйная зелень гор, укутанных в белесые туманы, и свежий ветер, увлекающий вдаль дым домашнего очага.
Мир богов и людей, мир дивного и безыскусного, мир сна и яви, мир пустоты и полноты чувств. Шагнешь, и быть может, не захочешь возвращаться.
Такова гора Тяньму китайского поэта Ли Бо, таков Персиковый источник Тао Юаньмина.
Таков мир, который каждый может создать своей волей, жаром сердца и силой бессмертной души.
* * *
Что есть «Три жизни»? Жизнь предшествующая, жизнь настоящая и жизнь следующая.
Что есть «Три мира»? Мир прошлого, мир настоящего и мир будущего.
«Вместе из жизни в жизнь» – это китайская клятва в вечной любви, обещание так крепко сплести две нити судьбы, чтобы их не разорвала даже смерть.
Что есть «Десять ли персиковых цветков»? Воплощение красоты мира и обещание разделить эту красоту с тем или той, кто дорог сердцу.
Что есть «Записки у изголовья»? Как ответила своим читателям Тан Ци: «Название означает, что на самом деле история Дун Хуа и Фэнцзю – это сказка на ночь».
* * *
Позвольте я немного расскажу вам о человеке, подарившем нам столько полюбившихся историй.
Тан Ци (кит. 唐七) – автор популярных китайских романов. До 2013 года она была известна под псевдонимом Тан Ци-гунцзы (кит. 唐七公子), что в переводе с китайского означает господин Тан Ци. Псевдоним был выбран случайно.
О ее жизни мы не знаем почти ничего, кроме года рождения – восемьдесят пятый и, возможно, места рождения – Сычуань. Как упоминалось в блоге Тан Ци, у нее нет особо любимых книг (хотя этот переводчик полагает, что автор лукавит и спит в обнимку с «Книгой гор и морей»), и если нужно обязательно назвать какие-то увлечения, то это будут писательство, путешествия и жизнь в отелях.
Серия книг Тан Ци «Три жизни, три мира» высоко ценится китайцами за мастерское вплетение в повествование богатой китайской мифологии, что воссоздает все величие восточной эстетики, легкий душевный слог, который растопит, разобьет и склеит читательское сердце, прокатив его на излюбленных китайских эмоциональных качелях (помним, что нет более любимого китайцами сюжета, чем свадьба и шаг в пропасть), и, разумеется, юмор.
При этом книги Тан Ци, по мнению китайских читателей, не только содержат дух традиционной культуры Китая, но и отвечают современному эстетическому восприятию.
В 2009 году было издано ее первое длинное произведение под названием «Три жизни, три мира. Десять ли персиковых цветков», после которого она написала также «Цветок, который цветет дважды», «Чарующую мелодию страны снов» (входит в гигантский цикл «Девять царств»), «Три жизни, три мира. Записки у изголовья» и «Пьесу в четырех действиях».
В 2013 году книга «Чарующая мелодия страны снов» заняла третье место на первой литературной премии-биеннале «Западное озеро» (чтобы понять, насколько это значимое достижение, подтверждающее художественную ценность книг Тан Ци, достаточно сказать, что первое место занял Лю Цысинь с его «Задачей трех тел», второе Лю Ляньцзы с «Историей Чжэнь Хуань», а на третьем месте рядом с нашим автором оказалась Тун Хуа с «Поразительным на каждом шагу»).
В том же 2013 году «Чарующая мелодия страны снов» вошла в список «50 любимых книг публики».
В 2015 году книга «Цветок, который цветет дважды» была номинирована на девятую литературную премию Мао Дуня, где Тан Ци представляла союз писателей Сычуани.
«Три жизни, три мира. Десять ли персиковых цветков» Тан Ци входит в «Пятикнижие сянься» наряду с такими произведениями, как дилогия Дянь Сянь «Удушающая сладость, заиндевелый пепел», «Пепел агарового дерева» Су Мо, «Путешествие с Фениксом» Цзюлу Фэйсян и «Путешествие цветка» Го Го.
Так же она входит в триаду лучших сянься-романов литературного города Цзиньцзян. (Если кому-то интересно, оставшиеся два романа – это все те же дилогия Дянь Сянь «Удушающая сладость, заиндевелый пепел» и «Путешествие цветка» Го Го.)
* * *
Пусть я не знакома с Тан Ци лично, все же мне посчастливилось соприкоснуться с ней через ее книги (что, быть может, даже более личное знакомство, чем могло бы состояться при первой встрече), и могу сказать, что у нас с ней много общего: любовь к китайской мифологии, к емким описаниям природы и, разумеется, диалогам.
Признаться, госпожа Тан Ци заставила поломать голову над многими отсылками к буддийским и даосским трактатам (увы, не могу не вспоминать без содрогания абзац, в котором Бай Цянь корила маленького Колобочка за то, что малыш не в силах процитировать наизусть писания, даже названия которых я бы не прочла без срочной логопедической помощи), а чего только стоят многочисленные упоминания различных китайских стихотворений, начиная от более-менее традиционных (как для каждого приличного автора китайских романов) Ли Бо, Бо Цзюйи, Оуян Сю и заканчивая неожиданно Мао Цзэдуном.
Летом 2024 года мне довелось учиться в стенах Пекинского университета языка и культуры, и каждый день, спеша на утренние занятия, я проходила мимо памятника Лу Синя, вспоминая безмерно удивившую меня вставку его слов в романе о небожителях.
В первой книге «Записок у изголовья» есть абзац: «Его будто злило чужое несчастье и гневила бездеятельность. Злился ли владыка звезд из-за того, что Фэнцзю пришлось испытать такие страдания или он корил себя за собственную беспомощность и невозможность сделать хоть что-то?»
Кто бы мог предположить, что эти слова принадлежат Лу Синю, основоположнику современной китайской литературы? «Злило несчастье и гневила бездеятельность», – такую формулировку он использовал в 1907 году, когда описывал поэзию Байрона и его отношение к жизни в статье «О силе демонической (в данном контексте романтической) поэзии» или, как еще переводят название статьи «О демонической силе поэзии». Так Лу Синь охарактеризовал чувство бессилия поэта, который не мог помочь людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации.
Часто, едва заметными мазками, сквозь текст проступает «Пионовая беседка» Тан Сяньцзу, пьеса о любви, способной убить и вернуть к жизни. В мгновения смятения чувств вдруг раздаются звуки буддийских песнопений, очищающих сердце и разум от всего наносного, обнажающие ту единственную одержимость героев, от которой они должны освободиться.
Таково величие восточной эстетики.
* * *
Разумеется, никто не прочел бы книгу, не будь история захватывающей и в чем-то близкой каждому из нас, а герои – яркими и заставляющими сопереживать.
Каждый наверняка сам для себя определит ведущую