Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
В другой ситуации это было более чем правильное решение, однако теперь, когда атака с Северной стороны нам не грозила, данная схема была признана неоптимальной. В связи с чем старые пушки были сняты и заменены пятью значительно более мощными орудиями.
Пока британские артиллеристы вели ураганный огонь из 48 участвовавших в залпе стволов, размеренно ухавшие русские пушки крушили ему борта и такелаж, вызывая подчас весьма крупные разрушения. За два часа боя «Альбион» лишился грот-мачты, двух рей, а его квартердек стал напоминать изъеденную корабельными крысами головку сыра. Одна из бомб влетела через открытый порт в орудийную палубу, после чего с ужасным грохотом разорвалась, убив и покалечив разом более двух десятков моряков. Заставив тем самым замолчать все расположенные на деке орудия.
Но самый большой ущерб нанесло попадание, которое сразу никто не заметил. Ударивший ниже ватерлинии русский снаряд не разорвался, и застрял в обшивке. Однако после нескольких залпов, чугунный шар вывалился из своего гнезда, открыв дорогу морской воде. В пылу боя на это никто не обратил внимания, однако время шло и получавший новые удары «Альбион» получил крен.
Как ни странно, раньше всех это заметили, на пришвартованном к противоположному борту пароходе. Обратив внимание что заведенные на буксируемый корабль концы опасно натянулись и вот-вот лопнут, капитан «Файебранда» поднял тревогу, после чего оттащил своего подопечного на безопасное расстояние, дав команде возможность заделать оказавшуюся столь опасной пробоину.
Примерно такой же сюрприз ожидал и «Аретузу». Первоначально Карташевская (она же №12) батарея, чьей задачей было фланкирование Волоховой башни и Константиновского форта, имела три пудовых единорога и два орудия на флангах (36-фунтовая пушка на левом и ½-пудовый единорог на правом). Теперь же туда добавили еще два тяжелых орудия привезенных с внутренних батарей, а также 36-фунтовые пушки снятые с Волоховой башни. Разумеется, укрепление пришлось расширить, устроить дополнительные погреба и брустверы. Но, оно того стоило, поскольку число стволов, ведущих по противнику огонь увеличилось с пяти до пятнадцати.
К тому же капитан английского фрегата Томас Саймонд, желая как можно быстрее выполнить порученное ему дело, имел неосторожность сократить дистанцию до трехсот саженей. Расплата не заставила себя ждать. Выпускаемые русскими бомбы и каленые ядра буквально изрешетили вражеский борт, вызвав при этом несколько пожаров. Впрочем, надо отдать должное британским морякам, все они были быстро потушены, после чего «Аретуза» продолжал вести яростный огонь. Однако везение не могло продолжаться вечно и один из посланных русскими чугунных «гостинцев» достиг крюйт-камеры…
Поначалу никто из наблюдавших за боем со стороны даже не понял, что случилось. Окутанный пороховым дымом фрегат посылал в противника залп за залпом, затем окружавшее его облако стало еще больше, после чего прогремел взрыв, наружу вырвались языки пламени. Когда же все стихло на воде осталось лишь несколько обломков, да едва не потонувший вместе с «Аретузой» «Тритон», матросы которого каким-то чудом успели обрубить заведенные на погибший корабль концы.
Впрочем, последнему тоже досталось. Левое гребное колесо практически лишилось кожуха, добрая половина экипажа контужена взрывом, не говоря уж о том, что несколько моряков так и не нашли. К тому же канониры Карташевской батареи не прекращали вести огонь, добившись еще не менее полудюжины попаданий по «Тритону», прежде чем тот сумел отойти на безопасное расстояние.
Гибель вражеского корабля вызвала на русских укреплениях небывалый энтузиазм. Перемазанные пороховой гарью артиллеристы кричали осиплыми голосами — ура! Обнимались и кидали в воздух свои бескозырки, так что ничуть не менее радостным офицером стоило немалого труда вернуть их к орудиям.
И вовремя, ибо сражение и не думало прекращаться. Что для огромного Британского королевского флота гибель одного парусного фрегата? Так, мелкая неприятность! У короля — много!
Так что англичане продолжали наседать, рассчитывая в ближайшее время вернуть несговорчивому противнику внезапно образовавшийся долг с процентами.
Как я уже говорил, отряд Лайонса подошел к Константиновской батарее с тыла, полагая что с этой стороны наше укрепление совершенно не защищенно. Собственно говоря, до недавнего времени так оно и было, о чем разумеется хорошо знала английская разведка. А вот то, что на Северной косе теперь находится спешно возведенная 3-пушечная батарея они узнать не успели.
Конечно, три орудия для четырех больших линейных кораблей не бог весть какая опасность. Однако желая как можно сильнее приблизиться к противнику, их капитаны подвели свои корабли вплотную к берегу, и подставили свои борта, под огонь молчавших до сей поры пушек.
К сожалению для нас ближе всех к новой батарее оказался парусный «Родней». Именно по нему наши артиллеристы и открыли огонь. Промахнуться на таком расстоянии было несколько затруднительно, так что первые же выпущенные им снаряды нанесли британскому линкору изрядные повреждения.
Что еще более важно, на окутанном от собственной стрельбы дымом «Роднее» не сразу сообразили, кто и откуда ведет по ним огонь, так что некоторое время игра шла в одни ворота. Первым внезапно возникшую опасность разглядели на флагманском «Агамемноне» после чего злой как сто чертей Лайонс приказал сначала отойти, после стереть дерзкую батарею с лица земли.
Увы, чудес не бывает. Наскоро возведенные земляные брустверы не смогли защитить своих артиллеристов от огненного шквала и вскоре они замолчали. Тем не менее, их труд был не напрасен, поскольку вынудил британцев хотя бы на время ослабить огонь по ретрашементу Константиновского равелина.
Разумеется, Лайонс не знал и не мог знать, насколько результативна стрельба противника и велики ли потери союзного флота. Однако гибель «Аретузы» и подозрительно молчавший нахватавшийся русских ядер «Родней» наводили его на мысль, что сражение идет не по плану. Требовалось что-то предпринять, но что?
В этот момент над Константиновским фортом поднялся густой столб дыма, после чего донесся сильнейший грохот взрыва. Кажется, всемогущий Господь сжалился над своими верными слугами, послав им давно заслуженный успех. Теперь нужно было действовать, причем незамедлительно, и адмирал приказал своему флагману выйти из линии.
Повинуясь приказу, красавец «Агамемнон», медленно набирая скорость обошел по дуге отряд Дандаса и не обращая внимания на сигналы старшего флагмана пошел к входу в Севастопольскую бухту. С некоторым опозданием, за ним двинулись «Сан-Парей» и «Самсон». К черту русские мины, с которыми они успели познакомиться в Балаклаве! Сейчас их сам черт не удержит, не то что какой-то Константин…
[1] Французский 118-пушечный линейный корабль «Монтебелло» (Le Montebello) построен в 1812 году.
Глава 5
Французы в тот день действовали гораздо осторожнее англичан. Если просвещенные мореплаватели, начав сражение с 700 саженей, не боялись сближаться с русскими батареями до 500, а отдельные корабли даже до 300 саженей, то эскадра Брюа большую часть боя держалась на почтительном расстоянии. Что, впрочем, совершенно не помешало ей буквально засыпать 10-ю батарею бомбами и ядрами.
Александровскому равелину досталось гораздо меньше. Во-первых, по нему вели огонь всего четыре линейных корабля, два из которых были турецкими. Во-вторых, его поддерживали огнем с южного фаса Константиновского равелина, а также несколько орудий 7-й батареи расположившейся на берегу Артиллерийской бухты.
Несмотря на значительное превосходство противника в количестве стволов, поначалу бой шел на равных. Пусть на наших батареях было меньше пушек, все они находились на берегу, а стало быть, не подвержены влиянию качки. Ну а после усиления снятыми с внутренних укреплений орудиями, их огневая мощь могла поспорить с любым перворанговым кораблем.
