Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь
Он вскочил со стула, но не стал перемещаться на своё кресло, а оперся о спинку и смотрел на меня сверху — видимо, обозначал разницу в наших должностях.
— Это правда, Юрий Владимирович, — устало сказал я. — Знаете, что будет дальше?
— Что?
— Мы выпотрошим Якира полностью, арестуем по его наводке нескольких человек, это будет болезненно для антисоветского движения, но не слишком, они быстро оправятся. И нам надо будет начинать всё заново, только без такого источника информации, каким сейчас является Якир.
— Почему это?
— Его запишут в предатели, — пояснил я. — Даже его дочь запишет отца в предатели. А с предателями они поступают… Помните, я вам говорил, что диссиденты хотят быть похожими на большевиков царского времени? Я тогда был не прав. Они берут пример с нелегальных революционеров девятнадцатого века… даже не с «Земли и воли», а с «Народной воли». До убийств, надеюсь, дело не дойдет, но, думаю, историю со студентом Иваном Ивановым, которого Нечаев заподозрил в предательстве и убил, они знают. Они же все историки, изучали, наверное, — я усмехнулся. — В общем, если Якир проделает всё, что от него требуют, он сразу выпадет из их системы.
— Так ты всё равно хотел его посадить, — напомнил Денисов. — Что совой о пень, что пнём о сову… На мой взгляд, одно и то же.
— Не совсем, — сказал я. — Если мы его посадим, он останется одним из них. Будет получать и писать письма из тюрьмы и ссылки, с кем-то общаться… В общем, мы будем в курсе, что происходит, даже если Якир откажется от дальнейшего сотрудничества. Да и фактор времени играет роль — если десяток самых активных антисоветчиков окажется вне игры, это даст нам возможность, не торопясь, разобраться со всякой мелочью. Тот же Якир выйдет на выжженное поле, это я вам гарантирую. Но только в том случае, если не будет вот этих игр, которые нужны непонятно кому… что хоть хотят доказать этими пресс-конференциями? Что мы белые и пушистые? Всё равно нам никто не поверит. Не хотел напоминать… но процессы тридцатых над троцкистами были очень открытыми, в газетах про них писали много, а чем всё закончилось? Иностранцы посмотрели, покивали, а потом начали раскручивать эту тему, как большевицкое беззаконие. И наши диссиденты им в этом активно помогают. Баловство всё это, не даст оно нужного результата, а навредить может сильно.
Денисов молчал несколько минут. Я видел, что он о чем-то напряженно думал, и не мешал ему собираться с мыслями.
— А ты заматерел, Виктор, — наконец сказал он. — Украина тебя так поменяла, что ли? Раньше ты попроще был, на приказы правильно реагировал. А сейчас что?
— Что, Юрий Владимирович? — с готовностью спросил я.
— А сейчас тебе приказ с самого высокого верха спускают, а ты тут весь извертелся — и придумали это идиоты, и сам приказ дурацкий, и вред будет… И говоришь так гладко, с экскурсами в историю, с примерами… Нет, изменился, изменился…
Плохо, что Денисов знал «моего» Орехова, как облупленного. Но хорошо, что теперь все изменения можно было списать на командировку в Сумы. Правда, я почему-то был уверен, что оправдываться мне не придется — изменения в моем характере и подходе к делу помогали самому полковнику доказать, что он находится на своем месте и достоин большего, раз умудрился воспитать такого классного подчиненного. Ну а большее — оно всегда враг истины. Перспектива генеральских погон вполне может заменить шоры.
— Юрий Владимирович, мне нужно знать, есть ли шанс на то, что это решение будет отменено? — жестко спросил я.
И снова заработал долгий, тяжелый взгляд своего начальника.
— Нет, — сказал он. — Ни единого шанса. Там, — он сделал глубокомысленную паузу, но пальцем в потолок тыкать не стал, — не любят признавать свои ошибки. Поэтому исходим из того, что после суда Якир выйдет на свободу.
— Понимаю, Юрий Владимирович, — я кивнул. — Но я такие приказы выполнять не могу. Разрешите быть свободным?
Я не стал ждать, пока он ответит. Поднялся, встал по стойке «смирно», достал из кармана удостоверение, положил его на стол, развернулся кругом и почти строевым шагом проследовал к выходу. Денисов меня не остановил.
Да, в любой организации есть правила, и в Комитете тоже. Отказываясь выполнять приказ такого уровня, будь готов уволиться моментально, без выходного пособия и права на заход в свой кабинет, где могли остаться какие-то дорогие сердцу сувениры, да и ещё и ожидать каких-то проблем в дальнейшей жизни. Когда Денисов подтвердил, что инициатива исходит из Политбюро, я понял, что момент истины настал и что мне придется принимать то решение, которое мне принимать не хотелось. Но сейчас я его принял — и на душе у меня почему-то было очень спокойно. Я спустился на первый этаж и вышел на улицу Дзержинского. [2]
[1] Напоминаю, что Александром я назвал помощника полковника Денисова.
[2] Чтобы не было разночтений. Такое предложение Якиру и Красину действительно сделали — но после года следствия и, соответственно, года нахождения обоих в СИЗО. К тому времени они уже смирились со своей участью, к тому же Красин очень боялся, что вместо 70-й статьи ему предъявят обвинение по 64-й и потом расстреляют — так что согласие на спектакль для иностранных корреспондентов было получено очень быстро. Говорил с ними сам Андропов, он давал гарантии, что в тюрьме они не засидятся. Ну а про то, что потом Якир с Красиным стали изгоями в среде диссидентов, я уже упоминал.
Глава 18
«Святое может статься пошлым»
Татьяна всё же была очень разумной женщиной, которая вполне разбиралась в вещах обыденных, хотя часто смотрела на них сквозь призму своего артистического настоящего. Во всяком случае, никакого скандала мои слова о том, что я положил удостоверение на стол, не вызвали — она лишь уточнила, что означает «положить удостоверение» и удовлетворилась моим косноязычным объяснением.
Впрочем, я и сам толком не знал, что это значит. Красивый жест, пожалуй, не более того. Формально я всё ещё числился сотрудником Комитета, на мне висели различные должностные обязанности, и чтобы окончательно разорвать отношения с нашей организацией я должен проделать несколько скучных вещей — например, написать рапорт на увольнение, получить на нём подпись Денисова и Алидина, отнести его в отдел кадров, взять там обходной лист… В общем, эти процедуры мало чем отличались от тех, которые выполняет при увольнении какой-нибудь дворник.
Правда, мой случай всё же не был обычным. Например, никто не даст мне «на выход» очередное звание — как бы предыдущих не лишили, учитывая мой способ увольнения. Было немного обидно за стаж — с учетом службы «моего» Орехова в погранвойсках и его учебы в школе КГБ мне оставалось около двух лет до первого льготного срока. Но тут я ничего не мог поделать. [1]
Оставался вопрос и с квартирой, которую я всё же получил от нашей организации — но тут я не слишком переживал, хотя и привык к своей двушке; мы с Татьяной это обсудили и сочли, что её однушка в Коньково нас вполне устроит на первое время. Ну а звания Татьяну вообще не волновали.
Так что в среду мы оба встали поздно, зато без всяких будильников. Позавтракали, обсудили планы на день — ничего необычного, всё тот же поход на пляж, который этим летом был настоящим спасением от накрывшей город жары. Но гулять мы собирались вечером, поэтому я какое-то время тупо смотрел телевизор, по которому как обычно ничего не показывали. А потом меня накрыло.
