Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь

Annotation

Наш современник, который занял место будущего "диссидента из КГБ" Виктора Орехова и активно включился в борьбу с настоящими диссидентам, оказался в почетной ссылке в родном городе Орехова -- Сумах. Там нет московской интеллигенции, но недобитой сволочи полно, да и тайны прошлого не дают герою покоя.

Диссидент-2: Слово и дело

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Диссидент-2: Слово и дело

Глава 1

«Легко и оступиться и споткнуться» [1]

Разбудил меня дождь, который нудно барабанил по откосу окна. Весна в Сумы пришла неожиданно и так быстро, что я в первый же день оттепели сбегал в местный универмаг, где купил легкий светлый плащ, вполне подходящий действующему сотруднику КГБ. Правда, выбор шляп меня расстроил, но я приобрел неплохую кепку. На мне она тоже смотрелась хорошо, а вместе с плащом — так и вообще великолепно. Осталось дождаться солнца, достать из наполовину распакованного чемодана солнечные очки и окончательно превратиться в сыщика из плохих детективов.

Вот только с солнцем были проблемы. Сразу после оттепели зарядили дожди, которые, конечно, смывали остатки грязного снега с улиц города, но нисколько не радовали. У этих дождей и распорядок был специфический, выводящий из себя — они моросили весь день, с утра до вечера, отключаясь на ночь, когда все нормальные люди ложатся спать. Я был уверен, что в КГБ держат как раз ненормальных, потому что другие не выдерживают, но себя относил к редким исключениям. Впрочем, мне было можно так думать — всё-таки я был не простым сотрудником, а целым попаданцем, который неведомые силы перенесли в 1972 год и поселили в тело старшего лейтенанта управления КГБ по Москве и Московской области Виктора Орехова. Орехов этот в будущем должен был стать предателем — он каким-то образом проникся идеями диссидентов, за которым должен был следить, и поломал себе всю жизнь и карьеру, ничего не добившись. Мне этот перенос тоже оказался на руку — в своём времени я давно лишился возможности ходить и перемещался исключительно в инвалидной коляске, потом серьезно заболел уже вышедшей из моды болезнью и дошел до края, поднеся к своему виску подаренный бывшими коллегами ПМ. Но теперь у меня появился шанс снова прожить жизнь, занимаясь привычным делом — ведь я когда-то работал в наследнике нынешней Конторы. Правда, реальность как-то настойчиво сопротивлялась моему вмешательству.

Например, мою идею, в которой нашлось место приснопамятным иностранным агентам, зарубили на самом верху — отказывал мне сам Андропов, всесильный сейчас председатель КГБ и кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Но меня похвалили и даже наградили билетами в Театр на Таганке, куда попасть просто так было почти невозможно. Ну а там я познакомился с Высоцким — не вась-вась, конечно, но близко, — а заодно со студенткой третьего курса пищевого института Ниной. Но потом меня отправили в полугодовую командировку в Сумы — родной город «моего» Орехова.

Когда я только услышал об этой командировке от своего начальника полковника Денисова, то сразу подумал о почетной ссылке. Её причины остались для меня загадкой — то ли кому-то наверху не понравился термин «иноагент», то ли ещё кому-то надоела моя возня вокруг да около прожженных диссидентов, которые сами были пешками в чьей-то замысловатой игре. Был и совсем глупый вариант — кто-то из властей предержащих положил глаз на актрису с Таганки Татьяну Иваненко, и этот кто-то решил убрать с глаз долой переспавшего с ней опера, причем проделал всё честь по чести — и звание внеочередное пробил, и должность высокую, но непыльную. Ну а то, что опера для этого пришлось слать аж в Сумы — так он оттуда родом, куда же ещё? Эта версия имела право на существование, вот только между неведомым «кем-то» и Татьяной — она действительно была красивой и очень необычной — стоял сам Высоцкий. Впрочем, в этих артистических кругах были очень запутанные отношения, в которых была замешана ещё и француженка Марина Влади, нынешняя жена Высоцкого, и я старался об этом даже не думать — в полном соответствии с приказом полковника Денисова.

Но в любом случае Сумы действительно оказались ссылкой.

* * *

Меня закинуло в местное управление КГБ в очень скучные времена. Я служил под руководством полковника Чепака, который тоже был в Сумах в своеобразной ссылке — причем не полугодовой, а растянувшейся на семнадцать лет. Мне Трофим Павлович в целом понравился — обвешанный боевыми орденами и медалями как новогодняя ёлка заслуженный диверсант и ученик самого Судоплатова внушал закономерное уважение. Во время войны он наводил шорох в немецких тылах, после Победы — вычищал бандеровцев на Западной Украине. В середине пятидесятых Сталин умер, Берию расстреляли, Судоплатов попал в опалу, но Чепака не тронули, а задвинули — как раз в Сумы. Он начинал с заместителей начальника управления — то есть с моей нынешней должности, — но вскоре его повысили до начальника. В этом ранге он и встретил моё появление в этих широтах.

Чепак моему приезду не удивился — наверное, за проведенные в органах годы повидал всякое, чтобы недоумевать по поводу необычного назначения свежеиспеченного капитана. К тому же — его краткую биографию я посмотрел ещё в Москве — он сам в сорок четвертом, когда возглавил Штаб польских партизан, был как раз тридцатилетним капитаном. И пусть сейчас не война, карьерные флуктуации в Комитете встречаются и в мирное время.

Насколько я понимал эту ситуацию, Чепака продержали в Сумах столько лет просто потому, что не знали, когда могут понадобиться его услуги по основному профилю. Но, видимо, ничего экстраординарного в мире не произошло, и он спокойно отработал положенный срок. Через два года Трофиму Павловичу исполнится шестьдесят лет — это хороший повод отправить его на пенсию с одной большой звездой и приличной пенсией. Но генеральские погоны в УССР, как известно, добываются только в Киеве, и по управлению ходили упорные слухи про скорый отъезд Чепака в столицу республики. Правда, эти слухи тут ходили задолго до моего приезда, и я не без оснований полагал, что их распространяет сам полковник.

Но это были дела обыденные. Хуже всего было то, что Чепак антисоветчиной никогда не занимался, и его эта область человеческих знаний интересовала даже не во вторую очередь. Он всю жизнь ловил шпионов и был свято убежден, что разведки вероятных противников хлебом не корми — дай узнать секретные секреты заводов Сумской области; кажется, он даже кого-то поймал — одного или двух. Ну а диссидентским направлением он занимался по остаточному принципу, реагируя на начальственные окрики из Киева или совсем уж вопиющие случаи. Во время знакомства у нас с Чепаком даже произошел диалог, напомнивший мне сценку из «Двенадцати стульев» — «А что, отец, диссиденты в вашем городе есть? Кому и кобыла диссидент…». Конкретики я не дождался.

Где-то лет десять тему антисоветчиков в Сумах полностью закрывал мой предшественник, майор Воронов, и в этом отношении Чепак был за ним, как за каменной стеной — агентура вербовалась, отчеты писались, все были при деле, никаких затруднений не предвиделось и всё шло хорошо. Но с год назад Воронов прямо на рабочем месте словил инсульт и попал в больницу, из которой он не вернулся — всего в сорок лет.