Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь
Но одной из сторон этого шефства и был «бзик» с пистолетом. Чепак был уверен, что каждый сотрудник КГБ должен носить с собой личное оружие; большинство его подчиненных носило — даже Рита хранила свой ПМ в сейфе и надевала во время выходов, но ей, кажется, это даже нравилось. Правда, я не мог представить, что она будет делать в случае чрезвычайной ситуации — по зимней поре, например, она надевала кобуру под широкое и длинное пальто, из-под которого так просто ничего не извлечь.
Я же демонстративно сопротивлялся. Вернее, на словах я был «за» оружие, уверяя Чепака, что вот-вот спущусь в оружейку и получу полагающийся мне ствол. На деле же я в оружейке был ровно один раз — встал на учет и уточнил у тамошнего сержанта порядок выдачи оружия для тренировок и наличие тира. Тира, кстати, не было, а для сдачи зачетов сотрудники выезжали на полигон Сумского артиллерийского училища — наверное, результаты у всех были аховые.
Чепак про мою забастовку знал прекрасно, и при каждой встрече напоминал, что оружие всё-таки надо получить. Я же делал честные глаза и брал под козырек. Вот как сейчас.
— Нет, пистолет не получил, не видел необходимости, Трофим Павлович. А что-то случилось?
Фамильярность работает в обе стороны. Вопрос, за который полковник Денисов меня бы с дерьмом съел, в данном случае был вполне допустим.
Наверное, я бы предпочел видеть на месте начальника кого-то более сурового, кто держал бы подчиненных в узде. Сам я в меру своих талантов вёл в своём «диссидентском» отделе именно такую политику, но понимал, что меня спасает только малое число подчиненных. Было бы их полтора десятка, да ещё с начальником отдела во главе — я мог бы и не потянуть. Старые навыки возвращались не так быстро, как мне хотелось, а память «моего» Виктора мало чем могла помочь — он никогда никем не командовал, кроме самого себя.
— Пока нет, но скоро случится, — с легкой долей загадочности ответил Чепак. — Получи до обеда, потом нас ждут на банкете в обкоме.
Я вздохнул.
Грехи мои тяжкие…
* * *
Сегодня был вторник и 7 марта. Завтра, соответственно, всё прогрессивное человечество будет отмечать Международный женский день, но поскольку он несколько лет был в СССР выходным, то все праздничные мероприятия проходили накануне. В том числе и тот банкет в обкоме, про который говорил Чепак. Правда, банкет ожидался после коротенького, часа на три, собрания партийного актива области с передовиками производства и такими же коротенькими речами о повышении чего-то там и углублении всего на свете. К счастью, нам выступать было не нужно, но и простое сидение в зале местного дворца культуры, который принадлежал заводу имени Фрунзе, было тем ещё испытанием.
Под 23 февраля я попал на такое сборище партийных и советских областных кадров, после которого был концерт патриотических песен от местных народных коллективов. В принципе, полезно познакомиться с теми, за кем тебе судьбой назначено послеживать, но слушать в их исполнении даже «Смуглянку» было невыносимо — у хорошего слуха есть свои недостатки. Да и вообще — в конце того трудного дня я с грустью констатировал, что несколько часов своего времени провел на редкость бездарно. Судя по всему, сегодня меня ожидало нечто подобное — хотя, видимо, без концерта.
— Я без формы, Трофим Павлович, — напомнил я.
Свой китель и брюки защитного цвета я в Сумы брать не стал — предпочел вместо них прихватить гитару в купленном под поездку жестком кофре. С Чепаком мы об этом уже говорили — не про гитару, конечно, а про отсутствие форменной одежды, — но для Дня Советской армии и Военно-морского флота я сгодился и в гражданке, так что не думал, что сейчас полковник посчитает это достойной причиной для отсутствия. Впрочем, тогда он обещал как-нибудь отпустить меня в Москву, чтобы я привез всё, что не взял сразу. Но это «как-нибудь» пока что откладывалось как минимум на майские праздники, да и то без гарантий.
— Да ерунда, — отмахнулся полковник. — Только кобуру бери не поясную, а наплечную.
Он и в прошлый раз так говорил, я запомнил.
— А оружие там точно обязательно? — осторожно спросил я. — Мы же всё-таки женщин поздравлять идем, а не врагов народа арестовывать.
Чепак жизнерадостно рассмеялся. Я подозревал, что этот старый и проверенный кадр хорошо помнил чистки тридцатых — а, возможно, даже участвовал в них с нужной стороны.
— Конечно, не врагов, Виктор, — сказал он. — Но всё должно быть по форме, даже если формы нет. Положено оружие — будь добр иметь. Так что зайди к оружейникам, возьми у них «макарова». Если прям душа не лежит — без патронов. Но сам пистолет должен быть обязательно.
Я мельком и в очередной раз подумал, что если бы мне одновременно с наведением порядка в отделе пришлось бы отбиваться от хотелок жесткого руководства, я бы, наверное, долго не выдержал. Так что поведение Чепака мне как мешало, так и помогало — и я пока не мог просчитать баланс. Кажется, он был в мою пользу, но это не точно.
— Хорошо, Трофим Павлович, организую поздравление лейтенанта Буряк — и сразу займусь, — пообещал я.
* * *
Про Риту я упомянул не просто так — это был такой легкий намек начальнику, что и ему стоит пройти по кабинетам и поздравить женщин, которые трудятся на благо нашего управления. Сам он, похоже, об этом забыл, но после моих слов лицо у него стало задумчивым, а мысли, кажется, побежали в нужном направлении, потому что попрощался он со мной очень быстро, и я наконец-то добрался до своего кабинета.
Это было достаточно большое помещение со столами, составленными буквой «Т», с несколькими шкафами самого совкового вида коричневой окраски и мощным сейфом в мой рост на два отделения с отдельными замками, ключи от которых в конце рабочего дня полагалось сдавать в секретный отдел. Ключи от кабинета были в моем полном распоряжении — это, кстати, тоже намекало на то, что в Сумах народ вёл себя слегка расслаблено. Ну а на то, что творилось в сумском КГБ по моему направлению до моего приезда, лучше все говорили отделения сейфа, шкафы и ящики стола, стоявшего на перекладине буквы «Т». Всё это было девственно пусто — следы моей деятельности пока не могли заполнить все доступное пространство.
Виноват в этом был полковник Чепак — после смерти майора Воронова он отрядил секретчиков, и те добросовестно сложили все бумаги в десяток огромных коробок. Донимать меня они начали сразу же — спрашивали, когда я заберу это хозяйство, которое стоит у них на проходе уже год, — но я немилосердно тянул время. Как и с пистолетом, я был уверен, что эти бумаги мне не пригодятся — наверняка это обычные хозяйственные распоряжения, а всё интересное Чепак прибрал себе. Впрочем, я понимал, что рано или поздно придется уступить этим домогательствам — секретчики всё же были в своём праве. Но я надеялся на то, что этот неприятный момент наступит как можно позже — например, после моего возвращения в Москву.
Я устроился за столом и потянулся к телефону.
— Григорий Степанович? Вы не заняты? Зайдите ко мне, будьте добры, — сказал я и положил трубку.
С подчиненными я общался вежливо, а они пока что отвечали повышенной лояльностью. Это означало, что на вопрос о занятости капитан Сухонин не говорил, что прямо сейчас преследует преступника, а потому ему не до какого-то там замначальника управления одного с ним звания. А ещё это означало, что мне не нужно было показывать зубы — и это положение всех более-менее устраивало. Я ожидал бунта на корабле где-то к началу апреля, а Сухонин и, возможно, Рита Буряк, этот бунт активно готовили. Впрочем, по моим прикидкам, капитан действовал один и лишь подначивал Риту тоже принять участие в небольшой революции. А мне было интересно, как она себя поведет.
