Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь
— К делу… — он посмурнел. — Если к делу… что будет, если я признаю вину по всем пунктам? Например, завтра же?
* * *
Это было неожиданно, и я на несколько мгновений впал в ступор. Во время предъявления обвинения Якир отказался признать себя виновным, и пусть его признание нам особо и не было нужно, с ним работать было бы много легче. Особенно если бы он не юлил на допросах, а спокойно отвечал на вопросы следователя, называл бы какие-то фамилии, которые попадали бы к нам в разработку. Конечно, он и так их называл, но в час по чайной ложке, что раздражало неимоверно. Так что на его вопрос следовало ответить правильно — так, чтобы не спугнуть и не наобещать лишнего.
— Если конкретно для вас — могут быть определенные послабления в режиме содержания, — сказал я. — Но признание и на вас накладывает обязательства — вы больше не сможете отвечать уклончиво или посылать следователя по матушке. Ну и на суде сотрудничество со следствием всегда учитывалось. Я знаю случаи, когда за такое сотрудничество давали срок меньше меньшего — знает, наверное, этот термин?
— В курсе, — он кивнул. — А вы на это готовы пойти?
Я пожал плечами.
— Я недавно разговаривал с одним из ваших… ну пусть будет единомышленником, — сказал я. — И в нашей беседе прозвучала такая сентенция — у КГБ нет цели посадить всех за решетку. Что бы вы, Петр Ионович, не думали, сталинские времена закончились навсегда, сейчас мы работаем совершенно иначе. Даже больше скажу — нам так проще…
— Эх, чекист, не знаешь ты, что такое сидеть пару дней на допросе, когда следователи один другого сменяют, а тебе за закрытые глаза — резиновым шлангом по почкам…
— Петр Ионович… а вы-то откуда это знаете? Я ваше дело читал, у вас ничего подобного не было. Вам, наверное, Александр Исаевич Солженицын что-то рассказал? Ну, неважно, — я отмахнулся, как от чего-то мелкого. — Вы, Петр Ионович, взрослый человек, сами прошли через эту систему… сколько следователей и оперативников занимались вашим делом?
— Один… один следователь, — он недоуменно посмотрел на меня, и я поощрительно кивнул. — Про оперативников не помню.
— А сколько с вами тогда в следственном изоляторе человек сидело?
— Ну… — он помолчал, видимо, припоминая, — наверное, человек пятьдесят.
— Вот, пятьдесят. Чтобы к каждому приставить бригаду следователей, которая будет круглосуточно бить подследственного резиновым шлангом, нужно — сколько следователей? Около двухсот, в четыре смены. В реальности же тот следователь, который занимался вами, одновременно вёл ещё десять-пятнадцать дел. То есть на всю вашу ораву надо было всего четыре-пять следователей. Думаю, на самом деле их было два-три, поэтому и сидели в вашей камере пятьдесят человек, а не столько, сколько положено по нормам.
— Ты к чему это всё?
— К тому, что тот, кто вбрасывает мульку про круглосуточные допросы и избиения, врёт. Не буду спорить, с кем-то могли и так обращаться… в нашей организации работали разные люди, а ненависть к врагам народа может принимать разные формы, в том числе и такие жестокие. Но в общем… так сказать, по средней температуре по больнице… В 1939 году в системе НКВД служило около четырехсот тысяч человек. Сто семьдесят — это войсковые части, то есть пограничники. Ещё конвойные войска, охрана железных дорог и секретных объектов, даже зенитные подразделения. Вот остальные — это те, кто непосредственно ловил преступников, искал доказательства, вёл следствие… население СССР тогда было около двухсот миллионов человек. Вот и считайте, сколько человек приходится на одного чекиста, как вы нас называете, Петр Ионович. Сейчас, кстати, соотношение даже хуже. Население Советского Союза растет, а численность органов госбезопасности остается почти такой, как и десять лет назад. Так что извините, но никаких ночных допросов… а почки вы сами, думаю, разрушите неумеренным употреблением алкоголя и прочими излишествами. Так что, не передумали признать свою вину? Мы всё равно её докажем, просто с вашей помощью это произойдет быстрее. Ну а суд, как я и сказал, учтет чистосердечное раскаяние.
Молчал Якир недолго — меньше минуты, я специально засек время.
— Признаю, — буркнул он. — Но и ты уж…
* * *
Я смотрел, как полковник Денисов читает мой недельный отчет, а сам непроизвольно косился на свою папку. Там лежал ещё один лист, который должен находиться где-то в начале отчета — на нём я описал вчерашнюю беседу с Якиром. Прежде чем этот лист займет своё место, мне нужно было получить «добро» на эту нехитрую операцию от непосредственного начальства.
— Неплохо, — Денисов кивнул и сложил моё творчество в одну стопку. — Вот можешь же, когда захочешь.
На уход Бардина он лишь пожал плечами — мол, баба с возу, кобыле легче. В принципе, я с ним был согласен.
— Повезло, — я едва шевельнул плечами. — Якобсон поплыл быстро, я думал, что на него неделя уйдет. Правда, он пока не признался, что именно он редактирует «Хронику», но это дело времени. Обыск у него провели, много материалов для этого издания в кавычках нашли. А это уже улики, и он должен объяснить, откуда они у него дома взялись. Впрочем, там и без «Хроник» добра хватило… даже валюту нашли. Так что будет дорогому Анатолию Александровичу не только политическая, но и уголовная статья. Но надо прежде с полномочиями определиться, как бы коллег из ОБХСС не пришлось привлекать.
— Определимся, — подтвердил Денисов. — И привлечем, если нужно. Но наши статьи не забрасывай, всё в копилку пойдет.
— Конечно, Юрий Владимирович.
— У тебя же не всё? — он слегка прищурился. — Я же вижу, что ты мнёшься, ты всегда так делаешь, когда какую-то неприятность приносишь.
Я вздохнул, достал лист с описанием встречи с Якиром и протянул полковнику. Тот взял, повертел в руках, сравнил оформление с лежащим перед ним отчетом, неодобрительно хмыкнул и погрузился в чтение. Читать там было нечего, поэтому через несколько секунд он поднял на меня взгляд.
— И?
Я неопределенно пожал плечами.
— Я не знаю, Юрий Владимирович, как на это реагировать, — сказал я. — Не верить Петру Якиру оснований нет. В каком-то смысле он — человек слова. Это сильно облегчит нам следствие, но, думаю, усложнит жизнь — придется допрашивать и тех, кто пока не попадал в поле нашего зрения. Впрочем, справимся. Но и нам в свою очередь придется выходить в суд с ходатайством — так, мол, и так, человек плохой, но раскаялся, так что заслуживает снисхождения. В принципе, если он действительно хоть немного сдвинулся со своих радикальных позиций, держать его годами за решеткой не стоит. Но мне нужна на это санкция, желательно, оттуда.
Я указал на потолок кабинета, и Денисов понятливо кивнул.
— Вот как… — Денисов побарабанил пальцами по столу. — Вот что, Виктор, я сейчас в центральное управление поеду, думаю, будет тебе санкция. Дождись меня, если вдруг задержусь.
* * *
Как гласит народная мудрость, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Но сегодня мне выпало именно ждать — и почти что у моря погоды. От нашего управления до здания «Госужаса» — пять минут неторопливым шагом, и столько же обратно. Но Денисов не появился ни к обеду, ни к завершению рабочего дня, и я не знал, чем это было вызвано — докладывать мне о своих делах он не торопился. В шесть часов я спустился на этаж, убедился, что помощник полковника уже ушел, и вернулся к себе, чтобы терпеливо сидеть на стуле, дожидаясь звонка.
