Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Но больше всего эмоций вызвал, конечно же, знаменитый «Лес крови», он же «The bloody forest», «Le Bois Sanglant». Прежде эти названия были знакомы европейской публике лишь по материалам собственных репортеров, но теперь они смогли взглянуть на картину с другой стороны и… ужаснуться!
Именно с этого момента, слово «plastun» прочно вошло в лексикон европейцев, обозначавшим поначалу что-то вроде прячущегося в густых зарослях жуткого головореза, окутанного к тому же неким мистическим флером и не лишенного при всем при этом своеобразной мрачной привлекательности. В общем, нечто вроде позднейших ниндзя. Поговаривали даже, что французы собирались создать в своих колониальных войсках части с подобным названием и экипировкой, но потом передумали. Решив, что хватит с них и зуавов.
А вот в нашей историографии это сражение получило название Инкерманского. Такой вот неожиданный поворот…
Причем, предложил это вовсе не я, а князь Васильчиков, принимавший горячее участие в написании доклада на Высочайшее имя. Так что теперь Инкерман стал очередной победной страницей в военной летописи нашего отечества. Хотя, говорят, что преподаватели Николаевской военной академии не любят разбирать ход этой баталии, считая ее нехарактерной для современной войны и вредной с точки зрения воспитания молодежи. Впрочем, тут я немного забегаю вперед.
Со стороны могло сложиться впечатление, что после бомбардировки наступило затишье, позволившее дать нашим людям заслуженный отдых, но несчастью это и близко было не так. Стоило вражеским орудиям замолчать, как на бастионах Севастополя снова закипела работа. За ночь следовало исправить нанесенные им повреждения, насыпать новые брустверы, построить заново более основательные укрытия для пехоты и, конечно же, артиллерийских погребов!
Честно говоря, с последними у нас имелись явные проблемы, и то, что подрыв случился не у нас, а у французов, может объясняться исключительно заступничеством высших сил. Но как говорится в нашем народе, на бога надейся, а сам не плошай! Благодаря самоотверженной работе защитников и пришедших им на помощь местных жителей, за ночь наши оборонительные подобно птице Феникс возродились из пепла.
А если говорить о линии от IV бастиона до фортов на Сапун-горе, то, пожалуй, даже стала сильнее. К счастью для нас, практически уничтожившие тамошнюю оборону союзники так и не решились на штурм, позволив не только восстановить ее, но и сделать лучше. Разбитые во время бомбардировки 24 и 18-фунтовые карронады отремонтированы или заменены новыми 36-фунтовыми.
Практически срезанные вражескими выстрелами земляные брустверы заменены присланными из Симферополя и Бахчисарая плетенными из ивняка турами и габионами. Из них же устроены амбразуры, не осыпающиеся теперь после каждого выстрела. И все это под непрекращающимся обстрелом противника!
Погреба англичан, в отличие от их французских союзников, и не думали пустеть, поэтому британская артиллерия не прекращала огонь, каждый день обрушивая на наши позиции сотни пудов чугуна. Впрочем, артиллеристы Наполеона IIIвскоре к ним присоединились.
Мы, разумеется, отвечали, причем не только из пушек. Еще одним способом ответить на вражеский обстрел стали наши вылазки. Причем, если поначалу, основная тяжесть легла на батальоны пластунов, то чем дальше, тем больше в них принимали участия солдаты и матросы.
Так ночью 28 октября, отряд в 200 человек под началом штабс-капитана Троицкого, собранный из солдат Минского, Угличского и 5-го резервного Белостокского полков, при содействии шедших в арьергарде минеров, сумел в темноте подобраться к французским позициям на Рудольфовой горе и решительным ударом захватить одну из осадных батарей.
Пока ошеломленный подобной наглостью неприятель собирался с силами для контратаки, наши подрывники успели заминировать погреба, а также сами орудия, и когда французы попытались отбить свои позиции, подорвали их вместе с наступавшими противниками.
Второй отряд из матросов под началом мичмана князя Путятина, тем временем, едва не заблудившись в потемках, оказались совсем в другом месте и едва не провалились в траншею, где столкнулись лицом к лицу с только что закончившими свою работу саперами. В узком пространстве закипела отчаянная схватка.
Не имевшие при себе иного оружия кроме лопат и кирок французы оказали отчаянное сопротивление, но привычные к абордажным схваткам моряки сумели их перебить, после чего обрушив на большом протяжении не подкрепленные еще толком стенки траншеи, вернулись к себе.
Таким образом, противник лишился в ту ночь не менее чем полусотни человек убитыми, ранеными и пленными, а также восьми орудий и неизвестного количества боеприпасов. Наши же потери составили шесть человек убитыми и два десятка раненных. Причем и те и другие были вынесены с поля боя.
[1] Несмотря на то, что «Указ о вольности дворянства» традиционно приписывается Екатерине II, его автором был ее муж Петр III.
Глава 8
Очевидная неудача бомбардировки вынудила союзников искать новый способ решения стоявшей перед ними задачи. Наиболее подходящим выходом из сложившейся ситуации казался решительный штурм по всему фронту русской твердыни, после взятия которой победа, по крайней мере, на этом театре боевых действий, станет свершившимся фактом. Ведь русская армия будет разгромлена, а флот либо погибнет вместе с крепостью, либо будет вынужден покинуть свое убежище, после чего пойдет на дно под ударами союзников.
В общем и целом, этот план был хорош, если забыть об одной маленькой проблеме. Сил на его реализацию определённо не хватало. У французов имелась достаточно внушительная армия, но после катастрофы случившейся на Рудольфовой горе недоставало артиллерии, равно как и припасов к ней. У англичан, напротив, пушки, порох и бомбы имелись, а вот армия… могла именоваться таковой только из уважения к командующему ей лорду Раглану и его королеве Виктории. Что же касается турок, то про них и толковать нечего. Ни того, ни другого!
Иными словами, усилия следовало объединить и если уж не получается предпринять атаку всей линии русских укреплений, то выбрать направление главного удара. А вот тут мнения разделились.
— Совершенно очевидно, что нашей целью должен стать IV бастион! — Без обиняков заявил Канробер. — Овладение им разрежет вражескую оборону пополам, сделав невозможным маневр резервами. К тому же, с этих позиций мы сможем держать под обстрелом весь город, а также гавань.
— В ваших словах есть определенный резон, — осторожно возразил Раглан. — Однако даже в случае успеха, наше правое крыло останется под угрозой флангового удара противника. Так не лучше ли для начала совершенно уничтожить эту угрозу, заняв предварительно Зеленую и Сапун-гору? По нашим данным, сооруженные там русскими временные форты не слишком надежны. Да и артиллерия гораздо слабее, нежели на та, что прикрывает Городскую сторону.
— Отчего же вы, месье, их не уничтожили? — воинственно посмотрел на британского коллегу французский маршал.
— Вообще-то уничтожили, — подал реплику ставший недавно подполковником Мэррин.
— Что⁈
— Нижайше прошу прощения вашего превосходительства, — бесстрастно отозвался разведчик, — но все обстоит именно так, как я сказал. Русские укрепления на Сапун-горе были практически уничтожены, а их погреба не взорвались лишь потому, что в них не оставалось ни пороха, ни бомб. И если бы последовала решительная атака, результаты предпринятой 20 октября бомбардировки оказались совсем не такими обескураживающими. Однако, что сделано, то сделано.
— Или точнее, не сделано, — криво усмехнулся генерал Ингленд.
— Уж ни хотите ли вы сказать?!. — Начал заводиться Канробер.
— Ни в коем случае! — решительно вмешался британский командующий. — Мы тогда приняли коллективное решение, которого все тщательнейшим образом придерживались. Возможно, оно оказалось не совсем верным, но теперь говорить об этом, по меньшей мере, бессмысленно. Однако у нас есть возможность учесть прежние промахи, чтобы не повторять их в будущем.
