Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Однако время шло, прежние обычаи стали казаться чем-то отжившим и ненужным. Представители правящего класса служили все меньше, и даже в грозу 1812 года, многие владетельные господа попрятались по имениям и ограничили свое участие в изгнании «Нашествия двунадесяти язык» ношением охотничьих кафтанов и пистолетов за поясом.
Что уж тут говорить о временах Восточной войны. Несмотря на то, что враг снова вторгся в империю, многие аристократы вовсе не торопились положить жизнь на алтарь отечества, а продолжали вести праздный образ жизни, как будто вокруг них ничего не происходило.
Вероятно, для того, чтобы показать представителям высшего общества пример, император Николай приказал отправиться в действующую армию своим сыновьям. Если точнее — младшим. Ибо цесаревич Александр был необходим ему в столице, а Константин, то есть я, и без того не покидал театр военных действий.
В общем, вскоре после отражения бомбардировки в Севастополь прибыли мои братья Николай и Михаил. Не одни, разумеется, а с большой свитой, в число которых каким-то чудом затесался руководитель первого и, слава богу пока единственного российского новостного агентства «Русский Телеграф» господин Трубников. Впрочем, к нему мы еще вернемся, а пока мне предстояло решить, что делать с двумя великовозрастными и что еще хуже высокопоставленными балбесами.
— Экая с вами орава, — покачал я головой, обведя глазами сияющую золотым шитьем мундиров свиту моих братцев. — За орденами прибыли?
— А ты Кости, все так же злоречив! — ухмыльнулся Николаша, после того как мы закончили обниматься. — Ты только посмотри на него, Мишук, ведь ничуть не изменился?
— Как раз напротив, — покачал головой самый младший из нас, два года назад получивший чин генерал-фельдцейхмейстера, то есть главного начальника артиллерии. — Похудел и взгляд стал какой-то жесткий… а это что, седина?
— Вряд ли. Скорее морская соль выступила.
— Ну-ну, — скептически отозвался Михаил, разглядывая стену моей резиденции, главным украшением которой с недавних пор стало застрявшее в ней во время вчерашней бомбардировки ядро. Поначалу его хотели убрать, но я велел оставить.
— А это вероятно последствия шторма?
— Угу. Огненного. Подобные отметины имеются на доброй половине здешних зданий. Именно поэтому ваша резиденция будет на Северной стороне. Туда пушки союзников пока что не достают.
— А как же ты?
— Пока не окончится осада, мой дом будет здесь! Это нужно для поднятия духа гарнизона. Впрочем, можешь не беспокоиться, времени настолько мало, что я тут практически не бываю.
После этих слов между нами повисло неловкое молчание. По-хорошему мне следовало поинтересоваться, как они добрались, но что-то в последнее время стало не до политесов. И так понятно, что царские сыновья путешествовали со всем возможным комфортом.
— Ах, что нам стоило приехать немного раньше? — немного жеманно воскликнул Николаша. — Право, никогда себе не прощу, что пропустил такое грандиозное сражение.
— Может, не стоило так долго гостить у Харьковского губернатора? — одними уголками губ улыбнулся Михаил.
— Нет, ты положительно должен нам все рассказать! — продолжал разглагольствовать средний (если брать только нас троих) брат. — Держу пари, что ты совершил массу подвигов. Воображаю, что об этом нынче толкуют в свете…
— Хотите подробностей? Это легко устроить, причем из первых уст. Решено, завтра вы отправитесь в госпиталь. Там много раненых офицеров и нижних чинов, заслуживших своей храбростью награды. Вот вы их и вручите!
— Чудесная мысль! — с энтузиазмом подхватил не заподозривший никакого подвоха Коля.
— Ты слышал, что папа́издал указ, что каждый месяц службы участников обороны будет считаться за год? — поинтересовался младший.
— Да.
— И что ты об этом думаешь?
— Да что тут думать? — озадаченно посмотрел на нас Николаша. — Это же очень… э… щедро и справедливо…. Разве не так?
— Вам, правда интересно мое мнение?
— Конечно!
— Ничего хорошего! Единственным последствием этого станет нашествие в здешние штабы и присутственные места всякого рода бездельников, которых и без того больше всякой меры. Взять хоть тех, что прибыли вместе с вами.
— Но разве это не даст возможность выдвинуться скромным, но храбрым офицерам, которым не повезло иметь связи в высшем обществе?
— Теперь вряд ли. Как я уже говорил, набежит целая толпа ловящих момент карьеристов, за которыми истинные герои потеряются.
— По-твоему этот указ не стоило издавать?
— Отчего же. Указ как раз правильный, просто не своевременный. Его следовало обнародовать после победы, или на худой конец после снятия осады. Чтобы ни один не нюхавший пороху мерзавец не смог примазаться.
— Ты все еще о нашей свите или уже и о… — осторожно спросил Мишка, не зря считавшийся одним из самых умных в нашей семье.
— Как раз вам с Никсом это не грозит, — ухмыльнулся я. — Вы у меня порохом надышитесь по самое не могу, уж будьте покойны! Завтра с утра, как я уже говорил, отправитесь в госпиталь. Потом объедете бастионы, для ознакомления с последними достижениями фортификации. На Городской стороне пока затишье, французские батареи молчат и потому относительно безопасно, но изнанка войны видна во всей красе. Это будет полезный опыт. А затем…
— О! Будет и затем?
— Коля, а вы сюда на бал приехали?
— Нет, конечно. Прости, мы тебя внимательно слушаем. Правда, Мишук?
— А затем, мы определимся с местом вашей дальнейшей службы. И, сразу отвечаю на возникший в твоих глазах вопрос. Протирать штаны в штабе не получится. Ты у нас по кавалерии? Вот и отправишься… кстати, не знаете, производство Тацыны в генеральский чин утверждено?
— Ничего об этом не слышал. А кто это?
— Лучший кавалерийский начальник на сегодняшний день. Собирался направить тебя к нему начальником штаба, но раз ты о нем ничего не слышал, то видно не судьба. Черт, к Корфу назначать не хотел…
— Чем же тебе не угодил барон?
— Во-первых, тем, что он болван! Во-вторых, в дивизии у него бардак! Липранди с ним цацкается, а мне все недосуг. Служба с таким начальником может научить только тому, как это делать не следует!
— Сурово! Начинаю верить, что история с Кирьяковым не такой уж… ой… прости, я не хотел!
— Ничего. А знаешь, пожалуй, есть место, на котором ты сможешь себя проявить. Примешь киевских гусар?
— Что? Но ведь там шефом наш юный кузен Николя! К тому же государь наказал их после Альмы. Велел снять султаны с киверов и шпоры с правого сапога…
— Вот и помоги им исправиться. Как по мне цель более чем достойная. Кстати, у тебя не так много времени. Буквально пара месяцев и большую часть кавалерии придется вывести за пределы Таврической губернии.
— Но по какой причине?
— По той, что лошади не могут питаться воздухом. У нас большая нехватка фуража и, если придет надобность выбирать, каких коней кормить в первую голову, я без малейших колебаний выберу обозных! В противном случае голодать придется уже людям.
— Даже не знаю, что на это сказать. Все так неожиданно…
— Думай! Пара дней у тебя есть.
— Так быстро?
— А что ты хотел? Война, мон шер! Побеждает тот, кто быстрее думает и действует.
— Полагаю, место для меня уже приготовлено? — вопросительно посмотрел на меня Михаил.
— Конечно. Хорошие артиллеристы всегда на вес золота!
— Звучит многообещающе…
Пока я был занят разговором с братьями, прибывший вместе с ними Трубников не терял времени даром. За какой-то совершенно ничтожный с точки зрения обычного человека срок он успел объехать весь город и большинство укреплений, переговорить с огромным количеством народа, послать по меньшей мере два десятка телеграмм, а теперь был занят написанием статьи…
— Творишь историю, Константин Васильевич? — обратил я внимание на его согнутую фигуру, занявшую уголок на столе моего адъютанта.
— Ну что вы, ваше императорское высочество, — тут же отозвался глава «Русского Телеграфа». — Творите историю вы и наши храбрые воины, а я всего лишь скромный свидетель этих подвигов.
