Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Но оказавшиеся посреди этого рукотворного ада защитники не дрогнули. Полуоглохшие, закопченные от пороховой гари канониры продолжали делать свою работу, готовые умереть рядом с орудиями, лишь бы не позволить неприятелю одержать верх. Рядом падали их товарищи, на смену им тут же вставали другие. Рвались бомбы, свистели осколки, но русские батареи продолжали вести бой.
Упорно отбиваясь, отвечая выстрелом на выстрел и ударом на удар, переведенным с береговых батарей и наиболее ветхих кораблей эскадры артиллеристам не раз удавалась накрывать своими залпами вражеские позиции и тогда огонь ненадолго стихал. Но лишь для того, чтобы еще через несколько минут возобновиться с новой силой.
Нелегко пришлось и солдатам. Несмотря на то, что для них по моему приказу были устроены укрытия, вражеские бомбы падали так густо, что не раз поражали укрывшихся там бойцов. К тому же, как ни прискорбно это признать, далеко не все командиры и начальники, не говоря уж об инженерах, подошли к своему делу с полной ответственностью. Выкопанные в каменистой земле траншеи частенько не отличались глубиной, а брустверы иной раз насыпались из чего придется, включая битый камень.
Несколько попаданий, пришедшихся в такую с позволения сказать защиту, вызвали целый град каменных осколков, поразивших едва ли не больше солдат, чем если бы их вовсе не было. Впрочем, справедливости ради, таких случаев было не много. Основная часть укрытий оказалась вполне пригодными и в полной мере исполнили свое предназначение.
Но если о солдатах высшее военное руководство в моем лице позаботилось, то вот проявить подобное беспокойство о местных жителях никому и в голову не пришло! Между тем, из-за постоянно случавшихся перелетов вся Городская сторона оказалась под жесточайшим обстрелом. Тяжелые ядра и бомбы крушили стены домов, выворачивали брусчатку на мостовых и вызвали множество пожаров. К несчастью, не обошлось без многочисленных жертв среди мирного населения.
И тут снова проявился тот несгибаемый характер нашего народа, который впоследствии много раз описывали в литературе и исторических трудах. Несмотря на явную опасность, абсолютное большинство севастопольцев даже не попытались покинуть город, оставаясь подле своих жилищ, терпеливо пережидая бомбардировку.
Уже после боя, мне рассказали, как рядом с одних из господских домов остановилась на краткий отдых рота Волынского полка. День был жаркий, и солдаты воспользовались передышкой, чтобы укрыться от не по-осеннему палящего солнца в тени его стен.
Заметив, что защитники страдают от жажды, проживающая там барыня, приказала своим людям немедленно принести для нижних чинов несколько ведер колодезной воды, а офицерам предложила чай, который сама и передавала им через окно.
— Помните, господа! — неожиданно строго сказала она своим гостям, когда те стали ее благодарить. — Крым к России присоединила женщина, а вы — мужчины, теперь не отдайте его врагу!
Онемевшие от неожиданности офицеры так и не нашли что ей ответить, ограничившись почтительными поклонами.
Тем временем продолжавшаяся артиллерийская дуэль достигла своего апогея. Раскалившиеся орудия противников продолжали осыпать друг друга снарядами. Разделяющее нас с неприятелем пространство вскоре затянул густой пороховой дым, сделавшим наблюдение за неприятелем практически невозможным.
Царившее в тот день безветрие, сыграло с обеими противоборствующими сторонами злую шутку. Заполонившая воздух гарь не только окутала бастионы и прилегавшие к ним окрестности, но поднимаясь все выше и выше, в конце концов, закрыло солнце.
Изрядно потускневшие из-за этого лучи кроваво-красного светила, с трудом пробиваясь через нависший над израненной землей смог, придавали всей этой картине какую-то мрачную торжественность. А вспыхивающие то тут, то там зарницы выстрелов, звучали как предвестники апокалипсиса.
Казалось, что обе противоборствующие стороны достигли передела и первый кто уступит в затянувшейся схватке, потерпит поражение. Собственно, так оно и случилось…
Неоднократно проявляемая французами креативность на сей раз сыграла с ними злую шутку. Не желая вести обстрел из низин, их артиллеристы сосредоточили большую часть своих батарей на так называемой «Рудольфовой горе». В результате, несмотря на довольно-таки немалую площадь этой возвышенности, их позиции оказались слишком скученными, а пушки стояли буквально колесо к колесу.
Зато наши батареи, как раз напротив, были не только хорошо укрыты, но и рассредоточены, а потому могли давить противника перекрестным огнем. Особенно отличались этим моряки. Привыкшие к скоротечным морским сражениям, они очень быстро заряжали свои орудия, а достигнув готовности, давали слаженные залпы. Поначалу начальствующие над укреплениями сухопутные офицеры пытались их останавливать, говоря, что следует лучше целиться и по возможности корректировать огонь, но, когда и наши и вражеские позиции окончательно затянуло дымом, плюнули и оставили их в покое.
В один далеко не прекрасный момент эта тактика принесла свои плоды, причем отличился на сей раз 6-й бастион. В отличие от остальных это укрепление успели достроить по первоначальному проекту и помимо каменной казармы и земляных валов, на нем имелось 15 крупнокалиберных пушек на поворотных платформах, из которых можно держать под огнем все пространство за Карантинной бухтой, от Херсонеса до Рудольфовой горы и ее окрестностей.
Гарнизон его, как, собственно, и большинства других укреплений, состоял в основном из матросов, списанных с совсем уж ветхих парусников, а также артиллеристов, переведенных с береговых батарей. Командовал ими вызвавшийся добровольцем герой Синопского сражения капитан-лейтенант Гусаков.
Оказавшиеся под его началом опытные канониры, сумели быстро подавить вражеские батареи, ведущие по ним стрельбу, а потому действовали в относительно спокойно обстановке. Не имея из-за задымления возможности вести прицельный огонь, они продолжили бить по площадям, засыпая неприятельские позиции бомбами, пока одна из них не угодила прямиком во вражеский пороховой погреб. И если взвившееся над ним огромное облако дыма осталось практически незамеченным, то грохот все услышали даже несмотря на канонаду.
Удачное попадание практически уничтожило самую мощную батарею французов. Большую часть пушек разметало взрывом, не менее пятидесяти человек погибло, а остальные оказались либо ранены, либо контужены. Огонь противника сразу же ослабел, зато наш усилился, а еще через полчаса ожесточенной перестрелки подчиненным Гусакова удалось добиться еще одного золотого попадания или как говорят британцы — «лакишота».
На сей раз бомба уничтожила пороховой магазин всего осадного корпуса, оставив тем самым великолепную тяжелую французскую артиллерию без боеприпасов. Прогремевший после этого взрыв, оказался, по меньшей мере, втрое сильнее прежнего. После чего канонада стала постепенно замолкать, пока около двух часов пополудни не замолкла окончательно.
И только на английских позициях от Балаклавских высот до Сарандинакиной балки продолжал греметь бой. Тут надо отдать должное как британской промышленности, так и артиллеристам. Первая сумела обеспечить свою армию таким количеством оружия, что даже случившееся по «вине» Шестакова исчезновение одной из батарей обнаружилась лишь спустя много месяцев, когда не получавшие известий родственники не начали бить тревогу.
Вторые же весьма осмотрительно распорядились доставшимся им имуществом, куда грамотнее рассредоточив его на местности, не забыв при этом позаботиться о надежных укрытиях для погребов и орудий.
Что же касается наших укреплений на Сапун-горе и прилегающей местности, то они как раз напротив, были возведены в спешке, а некоторые и вовсе не достроены. Рыхлый грунт, приносимый для брустверов в кулях, мешках и рогожах был густо перемешан с мелкими камнями и щебнем в условиях сухой погоды больше напоминал пыль, не имея никакой прочности и вязкости. Тысячи людей трудились круглыми сутками со всем тщанием трамбуя землю, сбивая руки до кровавых мозолей, но против природы не попрешь. Несмотря на все усилия не хватало и туров-габионов, так что насыпи выходили слабыми. Дерна чтобы одеть скаты насыпей опять же имелось недостаточно, приходилось ставить каменные подпорные стенки укладывая камни насухо. Щеки амбразур и вовсе одевали не мудря, зашив досками или обмазав глиной, которая при первом же выстреле рассыпалась на куски.
