Бренная любовь - Элизабет Хэнд
Вместе со своим любовником она убила мужа Ллеу, но Гвидион нашел разлагающийся труп Ллеу и вернул его кости к жизни, а затем превратил Блодьювидд в птицу. Так Блодьювидд, Цветы, стала Блодеуведд, Цветочноликой – совой.
– У-ху! – раздался голос за спиной Дэниела; это был Ник. – Бинго! Главный приз ваш!
Дэниел смерил его холодным взглядом.
– Я увидел тебя в окно. Вообще-то я волновался, искал тебя.
– Неужели? Волноваться надо было два дня назад, у Сиры.
– Знаю, знаю. – Ник взглянул на свои руки, исполосованные запекшимися порезами. – Слушай, не знаю, сколько раз еще это скажу… Прости меня, Дэнни. Черт подери, я так виноват перед тобой!
– Зачем ты тогда это сделал? – спросил Дэниел. – Зачем? Мы ведь были друзьями…
– Знаю. – Топазовые глаза Ника потемнели от боли. – Ладно, дружище, идем.
Дэниел, помедлив, вернул книгу на полку. Ник осмотрел его с ног до головы, и его лицо смягчилось.
– Ты с ней остался. Ох, Дэнни.
– Мне надо ее найти. У тебя есть ее мобильный? Или…
– Дэнни. Все, она исчезла. – Он показал на его покрытое синяками горло. – Лучше уже не будет, старик. Идем. – Он покосился на книгу, затем пробормотал: – «Вы сделали ее совой, а она хотела стать цветком». Или там наоборот было? Ты должен помнить. – Он показал на книгу «Совы на тарелках». – Впрочем, наша Ларкин не хочет быть ни совой, ни цветком.
– Чего же она хочет?
– Она хочет домой. – Ник сокрушенно покачал головой. – Хочет стать целой. Мы с тобой, Дэнни, – всего лишь те, кого она случайно задела крыльями, пролетая мимо. Она никогда к нам не вернется. Никогда.
Они пошли наверх. С минуту Дэниел молчал, а потом наконец выдавил:
– Ты потом снова ее встретил. Сира рассказывала. В Праге.
Ник поспешил вперед и вышел на улицу.
– Верно. И чуть не умер. Она чуть меня не убила.
– Хочешь сказать, она пыталась тебя убить?
– Нет. Ее прикосновения для нас губительны. Это как дважды пережить удар молнии. Тогда-то я и начал понимать, что тут к чему.
– Как?
– Видишь ли, она изменилась. Это был совсем другой человек. Я думал, это она, хотел в это верить, но нет… Она умерла, Дэнни. – Голос Ника дрогнул; он незряче глядел перед собой. – Роб мне рассказал. Ее квартира в Ламбете сгорела. К тому времени я про нее забыл… Нет, не забыл, но сумел подальше задвинуть воспоминания о ней. Просто отказался вспоминать. Как же я ликовал, когда смог за целый день ни разу о ней не подумать!
– Так вот, я был в Праге, просто дурака валял. Отыграл пару концертов и решил задержаться. Увидел ее в кафе – это была она, я понял с первого взгляда, но она изменилась. То есть, теперь она выглядела иначе, но я все равно ее узнал. И когда я ушел с ней…
Он вздрогнул, обернулся и показал Дэниелу трясущуюся руку.
– В общем, она не умерла. Хрен знает, кто она, как это все понимать, но она не такая, как мы, Дэнни.
Ник поднял глаза. Дэниел сглотнул.
– Тогда… Зачем? Зачем ты…
Он умолк, и Ник кивнул.
– Вот-вот. По той же причине. В первый раз все было иначе. Мы познакомились, и я… я начал с ней встречаться. У нее были песни… баллады трубадуров двенадцатого-тринадцатого веков. Потрясающий материал. Понятия не имею, где она их взяла – они буквально рассыпались в руках. После ее исчезновения у меня наконец начали получаться достойные вещи. Примерно в ту пору я набросал первые версии песен для «Человека-бомбы».
– Баллады трубадуров?
– Ага, это твоя тема, верно? Тристан, все дела…
– У нее были подлинные рукописи тех баллад? Оригиналы?
– Да. Но их уже нет… Если ты вдруг хотел использовать их в книге. В один прекрасный день они просто рассыпались в прах. Я думал принести их в дар Британскому музею или вроде того; держать их у себя казалось преступлением. Но после ее исчезновения они развалились на части. Как я, – добавил он. – И как ты.
– У нее много чего было, Дэнни, – продолжал Ник. – Потрясающая, безупречная, восхитительная рукопись одной древней ирландской поэмы… Просто как из Келлской книги, мать ее! Такое нельзя хранить в занюханной ламбетской лачуге.
– Откуда у нее все это?
– Она говорила, это подарки… Или нет, погоди, она говорила, что это ее вещи. Якобы ее обокрали, и уцелела лишь малая часть. Бесценные книги, рукописи. И рисунки. Картины.
Дэниел потер руки: кожу покалывало.
– Может, она… Ну, клептоманка какая-нибудь?
– Это каким профи надо быть, чтобы столько всего украсть! Вором-виртуозом, не иначе. Нет. Думаю, люди ей действительно все это дарили. Как подношение. – Он оскалил зубы в усмешке. – И я туда же: все песни с альбома «Человек-бомба» посвящены ей.
– Я и не знал, пока мне Сира не рассказала.
– Откуда тебе было знать? На обложке не написано. У меня тогда просто крыша поехала. Лучше тех песен я уже ничего не написал и прекрасно это знаю. А ведь были и другие, я их даже записал, но не выпустил.
– Тоже впервые слышу! Что за песни?
– Ну, всякие. Баллады. «Песни в духе». Та древнеирландская рукопись… Не знаю, украла она ее или нет, но это было нечто. Слышал про Желтую книгу Лекана?
Я помотал головой.
– Что-то вроде «Книги скорбящей коровы». Старинные ирландские саги и поэмы. Есть такая очень известная ирландская легенда под названием «Сватовство к Этайн», у нас она выходит в разных изложениях. Есть версия как бишь ее… леди Грегори. А есть еще обработка мамаши Оскара, леди Уайльд. Ага, чего только не приходится знать, когда ты – Легенда Фолка. В общем, тысячи лет на свете существовали только ее фрагменты, а полную версию обнаружили в Челтнеме лишь в тридцатых годах двадцатого века, среди страниц «Желтой книги Лекана». А у нашей красотки Ларкин был собственный экземпляр, прикинь! Охрененная иллюминированная рукопись… просто, мать ее, мечта! У меня глаза на лоб полезли, когда я ее увидел. Держать в руках подлинник… Я чуть не сдох от счастья, ей богу. Один из лучших моментов в моей жизни.
– Ты смог ее прочесть? Разве она не на гэльском?
– На ирландском, да. Конечно, прочесть я ее не мог, зато Ларкин могла. Хотя там даже не разобрать, где заканчиваются буквы и начинаются картинки. Она спокойненько все
