Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Эръюэ Хун, совершенно смешавшись, взглянула на Шицзю. Шицзю прекрасно понимала, к чему сегодня вел Шан Сижуй, а потому не собиралась вступать в открытое противостояние с Юань Лань – что ей было совершенно не свойственно. Ей ни в коем случае нельзя было идти наперекор Шан Сижую из-за Эръюэ Хун! Шицзю, вскинув одну бровь, сосредоточенно пила чай, на Эръюэ Хун и не смотрела, а сама думала: и чего эта девчонка растерялась? Сюэ Цяньшань уже объявил всем о браке, как он может теперь удержать тебя? А если Шан Сижую все же удастся ее удержать, его можно будет считать поистине талантливым хозяином труппы. Два старших шисюна ничуть не интересовались происходящим, их это дело и вовсе не касалось. Один перекатывал в руках грецкий орех, прикрыв глаза, другой мурлыкал себе под нос песенку, сам себе подливая весьма недурной чай и прихлебывая его. Выглядели они в точности как отошедшие от дел бэйпинские господа, и посадили их здесь для видимости.
Юань Лань стала глашатаем Шан Сижуя, хлопнув по столику, она с возмущением плюнула в красное от смущения лицо Эръюэ Хун:
– Хозяин уже сказал, что оставляет тебя, найдется ли у тебя хоть капелька стыда! Или ты и правда надеешься, что семья Сюэ станет бить в гонги, стучать по барабанам и доставит тебя в свой дом на паланкине, что несут восемь человек? Вот мать твою, ты себе и напридумывала! Он просто переспал с тобой, а сейчас и вовсе водит за нос! И еще, твой договор с труппой «Шуйюнь» пока что не истек, мы тебя не отпустим, а семья Сюэ не сможет прийти и забрать тебя в открытую. Если и дальше будешь такой же непонятливой, впредь я не позволю тебе выйти на сцену, так ты и состаришься и подохнешь в труппе!
Стоявшая на коленях Эръюэ Хун только и знала, что плакать без конца, то ли от палящего солнца, то ли от сдерживаемых рыданий, но личико ее вспыхнуло алым. От гнева Юань Лань распалилась, и лицо ее тоже покраснело. Наблюдая за жестокостью и черствостью, царившей в артистических кругах, Чэн Фэнтай не вмешивался, однако в душе чувствовал лишь презрение. Ему невыносимо было смотреть на такое: целая толпа издевается над одной девчушкой, это разве дело? Он легонько похлопал Шан Сижуя по плечу, собираясь пойти в комнату подремать, однако Шан Сижуй намертво вцепился в его руку, не отпуская. Слезы Эръюэ Хун вывели его из себя, и вместе с тем ему казалось, что колкие нападки Юань Лань бьют не туда. По разумению Шан Сижуя выйти замуж – значило прыгнуть в огненную яму, а вот выступать вместе с ним на сцене – пойти единственным светлым путем. Как Юань Лань удалось все вывернуть так, будто речь шла о проститутке, которая желает выкупить себя и отойти от дел, а сутенерша взвинтила цену до небес, не собираясь ее отпускать!
Шан Сижуй перевернулся на другой бок и с хлюпаньем молча принялся за арбуз, не выплевывая косточки, совсем как Чжу Бацзе [156], съев женьшень, не почувствовал никакого вкуса. Чэн Фэнтай засомневался даже, ощутил ли он сладость во рту. Съев дольку и освежив горло, он коротко проговорил хриплым голосом:
– Расскажи ей про Лу Цзиньчань.
Шицзю и оба шисюна опешили. Юань Лань тоже замерла в оцепенении, а затем резко повернулась и уставилась на Эръюэ Хун. Под ее злобным взглядом та вся съежилась.
С тех пор как Шан Сижуй встал во главе труппы «Шуйюнь», он успел выдать замуж семь-восемь актрис, некоторые были его шицзе, с которыми они вместе росли, другие пришли в труппу позже. Все как одна вышли замуж в качестве вторых жен. Самый удачный для них исход – рождение детей и скучная, полная безмятежности жизнь наложницы. Судьбу Лу Цзиньчань хоть и нельзя было назвать самой худшей, но она точно считалась самой показательной. Прежде чем позвать Лу Цзиньчань замуж, очарованный возлюбленный, вторя ее имени [157], выплавил из чистого золота статуэтку цикады размером с гусиное яйцо и лично преподнес ее за кулисами. Только девушка распахнула шкатулку, как сияние золотого слитка ослепило ее. Крылья цикады были сплетены из золотых нитей, прожилки выглядели такими тонкими и были вылиты столь искусно, что казалось, будто цикада вот-вот взмахнет крыльями и взлетит. Глаза ее из черного нефрита глядели живо, и даже сочленения лапок казались настоящими. Поговаривали, будто это работа дворцового мастера, подобное произведение искусства и в самом деле можно назвать уникальным. Все тогда восхитились, даже Шан Сижуй, повидавший немало редких драгоценностей в резиденции и князя Ци, и командующего Цао, впился в статуэтку взглядом и еще долго не выпускал ее их рук. Муж Лу Цзиньчань сказал со смехом:
– Шан-лаобань, вы отпустите Лу-лаобань, сделанную из плоти и крови, а я отдам вам эту выплавленную из золота актрису, как, по-вашему, годится?
Окружившие их актеры тут же зашумели. Лу Цзиньчань рассмеялась, сияя от радости. Однако после свадьбы все переменилось в одночасье: муж к ней охладел и проводил с ней все меньше времени. И вот Лу Цзиньчань мало-помалу обнаружила, что оказалась совсем одинешенька: вся семья – и домочадцы, и слуги – были людьми первой жены, следили за ней во все глаза, только и ждали, когда она оступится, чтобы тут же свести с ней счеты. Привыкшая оправдывать чужие ожидания, раскрывшая в труппе свою индивидуальность, она не в силах была жить без рукоплесканий. Ей тяжело далось расставание с шумным, насыщенным красками актерским бытом, ведь предстояло стать заурядной замужней женщиной, поддерживающей мужа и воспитывающей детей. Выступая на сцене, она думала, что замужем станет жить в праздности и блаженстве, но после свадьбы все ее мысли устремились к театру. Оттого, что ее настигло уныние, она то радовалась, то грустила, со временем муж начал раздражаться, увидев ее, и дни в доме стали еще тяжелее. Желая получить хоть немного радости от пения, она выступила как-то раз на одном семейном торжестве,
