Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Не задерживай его, даже если он и останется, веселья уже не будет, а вдруг кто-то несообразительный начнет его задирать, он тогда надерзит твоим гостям.
У Фань Ляня в голове тут же промелькнуло жизнеописание Шан Сижуя, и он поспешно встал, чтобы проводить их к выходу. Ду Ци с сигаретой во рту приобнял Шан Сижуя за плечи и повел вперед, все повторяя по пути:
– Эръюэ Хун, эта девчонка, в общем-то, неплохая, да что там, хорошая она! Девочки, которые пришли в труппу в одно с ней время, не слишком-то ей уступают, нет нужды так мучиться сожалениями. Так или иначе, девушки долго не поют, через несколько лет она все равно выйдет замуж, ты ведь не думаешь, что все такие, как Юй Цин!
Шан Сижуй открыл было рот, чтобы возразить. Ду Ци перебил его:
– Я знаю, тебе кажется, что все силы, брошенные на нее за эти два года, потрачены напрасно, ты оказался в убытке, вот и не можешь совладать с гневом. Этот Сюэ Цяньшань подонок! В Бэйпине столько театральных трупп, а он облюбовал именно твоего человека! Да и я в бешенстве! Ты не переживай, я помогу тебе довести его до смерти!
Шан Сижуй, находившийся под защитой этого грубияна, послушно закивал, он и правда поверил, что Ду Ци сможет довести Сюэ Цяньшаня до смерти.
Глава 24
На следующий день Чэн Фэнтай поднялся рано для себя, хотя для остальных это считалось поздним утром. Он почистил зубы, позавтракал и в начале одиннадцатого вышел из дома. Глянув в зеркало, он заправил в воротник шелковый шарф и направился прямиком в дом Шана.
В это время Шан Сижуй, словно розовощекий младенец, лежал во дворе на плетеной кушетке, задрав голову, тяжело дыша. Сзади стояла Сяо Лай и держала над ним зонтик, а перед ним был маленький квадратный столик, на котором разложили заварочный чайник, махровое полотенце, складной веер и арбуз. Столик этот мог служить подмостками для уличного рассказчика, однако сейчас он превратился в рабочий кабинет Шан Сижуя, что-то наподобие императорского стола. Юань Лань и Шицзю прибрали к рукам внутренние дела труппы «Шуйюнь», причем каждая заведовала в отдельности от другой. Вот и сейчас они непременно должны были вмешаться, уселись по обе стороны от Шан Сижуя рядом с двумя старшими шисюнами, со всех сторон окружив стоявшую на коленях Эръюэ Хун, которая заливалась плачем. Вся эта картина напоминала допрос сразу в трех инстанциях.
Актеры обычно ведут ночной образ жизни, распорядок дня у них перевернут. Ярость Шан Сижуя вчера не знала предела, однако никого ему не удалось изловить – по его же приказу все актеры труппы «Шуйюнь» отправились поминать Хоу Юйкуя и под этим предлогом предавались пьянству и разврату! Так кто прибежит сюда по доброй воле, чтобы выслушивать ядовитые жалобы Шан Сижуя! Сегодня все как один хорошенько отоспались и, едва волоча ноги, лишь после полудня привели под охраной Эръюэ Хун к Шан Сижую. К этому моменту он своей злостью довел себя до обострения застарелой болезни: из носа у него пошла кровь, а голос совершенно сел. Голос у актеров часто повреждается, каждую осень Шан Сижуй начинал кашлять, а в тяжелые времена кашель преследовал его целый месяц. Однако на сей раз очевидно было, что плохое самочувствие настигло его из-за избытка внутреннего жара, вызванного гневом. Болезнь обострилась так неожиданно, что Шан Сижую показалось это ужасно несправедливым, и оттого он еще сильнее раздражался.
Войдя во двор и застав эту картину, Чэн Фэнтай замер на месте и сказал с улыбкой:
– Ой! Шан-лаобань разбирается с домашними делами? Тогда я мешать не буду.
Шан Сижуй раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но из горла его вырвался хрип, он кашлянул пару раз и, в досаде нахмурив брови, уставился на Чэн Фэнтая во все глаза. Завидев это выражение на его лице, Юань Лань поспешно встала и ответила со смехом:
– Второй господин, ну какой же вы посторонний? Проходите и садитесь вот здесь, правда, стульев хороших у нас нет.
Чэн Фэнтай неторопливо шагнул во двор:
– Пусть шицзе садится, а я постою в прохладе, выпью чая, – с этими словами он без стеснения схватил чайник Шан Сижуя и отхлебнул, но вкус у чая, заваренного для устранения внутреннего жара, был странный, Чэн Фэнтай к такому не привык. Раскрыв веер, он принялся им обмахиваться, с одной стороны веер был расписан под золотистое сияние – это оказался старинный позолоченный веер с пионами, который использовали на сцене.
Юань Лань обернулась и, стерев с лица улыбку, с нескрываемой злобой в голосе обратилась к Эръюэ Хун:
– А ты продолжай!
Эръюэ Хун все уже рассказала о связи с Сюэ Цяньшанем, что еще она могла добавить? Ясно было, Юань Лань так упорно ее допытывалась, дабы Эръюэ Хун, совсем еще девице, стало совестно. Неудивительно, что Юань Лань так негодовала: зависть к более талантливым в артистических кругах и так неискоренимый порок, а тут добавилась еще и женская ревность к тому, что молодая и красивая актриса отыскала себе хорошего мужа. Юань Лань уже много лет вертелась в Бэйпине, но так и не смогла урвать себе кусок жирного мяса в лице Сюэ Цяньшаня. Эръюэ Хун она считала дрянью, вылезшей из канавы! Подлая девчонка, даже перьями еще не обросла!
Шан Сижуя совершенно не интересовало, как они спутались, беспокоило его лишь одно: как разорвать эту связь, как бы повлиять на Эръюэ Хун, чтобы она осталась в труппе «Шуйюнь», главным образом ради того, чтобы сыграть с ней. За закрытыми дверями, перед своими шицзе и шисюнами он, не скрываясь, демонстрировал свой главный порок – упрямство. Какое там мягкосердечие, братская любовь и терпение! Всё, чему учил его Нин Цзюлан касательно правил поведения в «грушевом саду», он разом отбрасывал прочь. С большим трудом он проговорил:
– Не выходи замуж, оставайся, я буду тебя оберегать.
При звуках его голоса, царапавшего слух
