Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
В ту пору верхушка власти прогнила насквозь, вся окутанная коррупционными связями, однако самим отбирать у народа средства им было не с руки, и потому они посылали своих прихлебателей и сыновей открывать фабрики и заниматься торговлей, тайно предоставляя им всяческие удобства. Кто-то из дальних родственников семьи Фань занимал высокие должности в Нанкине, а у сладкоречивого Сюэ Цяньшаня была твердая рука, с делами он управлялся на славу, Чэн Фэнтай же, будучи коммерсантом, мог свободно распределять средства, да и каналов сбыта у него предостаточно. Все трое – один отвечал за связи, другой за ведение дела, третий за деньги – очень быстро смогли бы открыть фабрику, и получение за день доу [155] золота для них не было бы проблемой.
Чэн Фэнтай мельком взглянул на Сюэ Цяньшаня:
– И ты так быстро с ним разобрался?
Фань Лянь сказал со смехом:
– Другие молят об этом деле, но ничего не получают, так как с ним можно было не разобраться? У меня в Бэйпине вся семья, он не боится, что я его обману! – Тут он вздохнул: – Эх, мы с тобой совсем обленились от хорошей жизни, нравится нам бездельничать. Если бы сами хорошо потрудились, ему бы не перепала возможность нажиться на этом!
Чэн Фэнтай тоже вздохнул с улыбкой:
– Покуда есть время, можно и побездельничать, что ж до денег, за эту жизнь мы заработали уже столько, что можем вдоволь потратиться, нет нужды изматывать себя, будто собак, следует поберечься. – И с этими словами толкнул Фань Ляня локтем, добавив с пошлой улыбкой: – Ты вот еще не женился, тебе тем более следует хорошенько заботиться о своем здоровье.
Фань Лянь подбородком указал на Сюэ Цяньшаня:
– Этот милостивый государь совсем не такой, как мы, этот милостивый государь оставил и родную мать, и наложниц, из кожи вон лезет, чтобы разбогатеть! Ты вот скажи, семейное состояние у него уже немаленькое, так почему же он ради трех тыкв и пары фиников готов исходить долгие пути и по суше, и по воде, преодолевать трудности?
Чэн Фэнтай ответил:
– Все, кто родился в бедности, такие, как он, пусть даже на землю упадет кунжутное семечко, он все равно нагнется и поднимет, чтобы съесть. Деньги для них дороже родной матери. У них к деньгам страсть, это все из страха бедности!
Фань Лянь покачал головой, вздыхая:
– Иногда я им восхищаюсь, голыми руками взяться за дело безо всякой поддержки, сколотить такое состояние – это нелегко, для этого нужен талант. А иногда, говоря по правде, мне это совсем не нравится. Ради того, чтобы заработать немного денег, он забывает жить! Я вот смотрю на то, как он одну за другой берет наложниц, и не вижу, чтобы у него было время с ними спать!
Чэн Фэнтай недобро ухмыльнулся:
– А чего тут страшного? Разве я ему не помогаю изо всех сил?
Фань Лянь вспомнил о коротенькой интрижке, которую Чэн Фэнтай завел с восьмой наложницей семьи Сюэ, и вслед за зятем недобро расхохотался. Насмеявшись, эти два молодых господина, именующих себя вдоволь вкусившими горестей современного мира баричами, с сочувствием и презрением разом взглянули на Сюэ Цяньшаня. Молодые господа так и остаются молодыми господами, пусть даже они и вкусили горестей, образ мыслей у них прежний, самое главное для них – наслаждаться жизнью и гнаться за удобствами. На тех вечных тружеников, кто карабкается с самых низов и постоянно ломает голову, как бы подзаработать, они глядят презрительно, сверху вниз.
Фань Лянь хотел еще отвести Чэн Фэнтая к Сюэ Цяньшаню, чтобы всем вместе обсудить как следует план действий, но Чэн Фэнтай огляделся по сторонам и сказал:
– Сегодня у тебя дома шум и гам, столько людей, это не место для серьезных разговоров. Ты сперва договорись с ним, а потом уже мы условимся о встрече и все обсудим.
Фань Лянь подумал и решил, что так тоже годится, развернулся и только собрался уходить, как Чэн Фэнтай его окликнул:
– Эй! А тот! Тот, кто выступает на сцене?
– Кто выступает?.. Сегодня тут много кто выступает, одни играют шэнов, другие дань, есть те, кто выступает с боями и без, что только захочешь, любого тебе представлю, – разумеется, Фань Лянь сразу понял, о ком идет речь, да вот притворился дурачком: – Что же до пения, это отдельный разговор, вот наружность их и манера игры, ручаюсь, ничуть не уступают тому человеку! – И не дожидаясь, пока Чэн Фэнтай его пнет, поспешно добавил: – Я понял! Понял! Он на втором этаже!
Чэн Фэнтай засунул руки в карманы брюк и с непринужденным видом поднялся по лестнице. Фань Лянь вернулся к Сюэ Цяньшаню и снова сел рядом, тот же, заметив по выражению его лица, что случилось что-то непредвиденное, взглянул вдаль и спросил с улыбкой:
– Второй господин Чэн?
Фань Лянь рассмеялся:
– Разве это мой зять, да это несчастье мое!
Сюэ Цяньшань кивнул:
– Не будем, не будем о нем, я чуть было не позабыл, что вы родня. Так ты говоришь, что и Шан-лаобань сегодня пришел?
Фань Лянь замер в оцепенении. А Сюэ Цяньшань в дерзновенной своей манере сказал:
– Хорошо! Как удачно я пришел!
Неизвестно было, что он задумал.
Когда Чэн Фэнтай разыскал наконец Шан Сижуя и вместе с ним спустился к обеду, гости уже приступили к еде. Фань Лянь оставил для них два места рядом за главным столом, и, увидев их, гости тут же начали сыпать приветствиями и комплиментами.
Хоть они оба и опоздали, нашелся человек, который явился еще позже. Ду Ци опоздал с привычным ему изяществом, за ним следовал слуга с подарками. Войдя в зал, он щелкнул пальцами и указал в сторону, и слуга послушно передал подарки управляющему. Сам Ду Ци снял шляпу и улыбнулся краешками губ:
– Прощу прощения, второй господин Фань, я опоздал.
Фань Лянь всем сердцем не любил Ду Ци. Актерам позволяется быть несколько сварливыми, но Ду Ци, человек образованный, учившийся в университете, вопреки ожиданиям так же дерзок, как и актеры, а это уже признак дурного характера. Такой злобный, насмешливый человек с сердцем, как игольное ушко, не заслуживал крепкой дружбы. Чан Чжисинь и Чэн Фэнтай, люди открытые, с широкой душой, вызывали у него намного больше симпатии. Но все же Фань Лянь был мастером притворства, и всякий раз, когда они встречались, он вел разговор с обычной увлеченностью и балагурством, отчего они с Ду Ци сделались неплохими друзьями. За почетным столом уже не было свободных