Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Если хозяин желает избавиться от шицзе, то сперва избавьтесь от меня!
Шан Сижуй смотрел на него во все глаза:
– Это я собираюсь избавиться от нее? Я хочу, чтобы она избавилась от ребенка! – повернувшись, он взглянул на осколки черепицы, валяющиеся на земле, и нахмурился: – Я учил тебя кунг-фу, а ты приходишь в мой дом и ломаешь мне крышу?!
Юань Лань и остальные тоже разгневались, что Лаюэ Хун позабыл все правила, и только Чэн Фэнтай не удержался от легкого смешка.
Шан Сижуй заложил руки за спину, прошел пару шагов, а затем резко развернулся и продолжил:
– Я приказываю твоей шицзе избавиться от ребенка ради ее же блага, а ты не вмешивайся. Эръюэ, что ты в конце концов решила?
Эръюэ Хун медленно покачала головой, она боялась, что если не сможет выйти замуж за Сюэ Цяньшаня, то ей придется растить ребенка без имени и статуса, но еще боялась, что если все же выйдет за него замуж, то перед ней откроется судьба, подобная той, что постигла Лу Цзиньчань. Но еще больше она боялась, что если избавится от ребенка, то это может стоить ей жизни. К тому же ребенок этот – плоть от ее плоти, разве способна она пойти на такое?!
Шан Сижуй с искаженным гневом лицом подошел к Эръюэ Хун и остановился перед ней, взирая на нее сверху вниз. Лаюэ Хун прижался к шицзе, стремясь защитить ее, и тут над их головами прогремел грозный голос Шан Сижуя:
– Ну ты и девчонка! Столько перед тобой распинались! Ты что же, совсем ни о чем не беспокоишься? Так сильно хочешь стать наложницей? Сюэ Цяньшаня никогда не бывает дома, что за жизнь тебя там ждет? – и вдруг тон его переменился, он заговорил вкрадчиво, завлекая Эръюэ Хун цветистыми фразами: – Оставайся в труппе «Шуйюнь», я обещаю, что в следующем году ты закончишь обучаться мастерству, увеличу твои ежемесячные расходы, дам тебе отдельную комнату, ну что ты думаешь?
Шан Сижуй считался самым молодым из сослуживцев того же поколения в труппе «Шуйюнь», редко когда ему удавалось выступать в роли старшего, так что, стоило этому произойти, как он начинал вести себя бесчувственно и непорядочно, и ему неважно было, как воспринимали его слова другие. Он размышлял о том, что если Эръюэ Хун выйдет замуж, то он, безо всяких сомнений, лишится искусного полководца, если же она останется в труппе и родит ребенка, это грозит ее голосу и фигуре. Если она не сможет привести себя в порядок, то сгинет многообещающий талант. Пусть даже она станет тщательно о себе заботиться, по крайней мере два года она не сможет упражняться в кунг-фу и выходить на сцену. Эръюэ Хун находилась как раз в таком возрасте, когда два года не купишь ни за какие деньги! А потому, обдумав положение дел со всех сторон, он решил так: от незаконного дитя Сюэ Цяньшаня необходимо избавиться, тут и думать нечего.
Шан Сижуй считал свои доводы весьма разумными, но при проявлении его бесчеловечной стороны у всех присутствующих в груди что-то оборвалось. Юань Лань, которая до того распиналась так рьяно, при словах об аборте замерла в испуге. Как и всякая женщина, она словно прочувствовала эту боль на себе. Под ложечкой у нее засосало, и она невольно пробормотала себе под нос:
– Лучше уж избавиться от чужого семени, чем оставлять незаконнорожденного! – однако голос ее зазвучал тише прежнего, и больше она ничего не добавила.
Чэн Фэнтай не знал, какие правила установлены для актрис в «грушевом саду», и подумал, какой же Шан Сижуй, мать его, ублюдок, разве жалкие выступления на сцене стоят человеческой жизни!
У Эръюэ Хун внутри все похолодело, она не могла даже плакать, лишь бессильно качала головой:
– Хозяин, я не… Это не пойдет… – Прядь волос, свисавшая с ее лба, била Лаюэ Хуна по шее, будто царапая его по сердцу, – его слабая, нежная и добрая шицзе!
Шан Сижуй ответил:
– Что еще не пойдет? Ты не вытерпишь этой боли?
Да разве ж дело тут было в том, стерпит она боль или нет!
Вскинув голову, Лаюэ Хун закричал:
– Хозяин! Смилуйтесь, позвольте шицзе выйти замуж!
Тут Шан Сижуй обрушил свой гнев на него:
– Заткнись! Тут не тебе говорить! – а затем поднял голос и выкрикнул: – Эръюэ Хун! – от этого крика его и так хриплый голос исказился до неузнаваемости, напомнив манерой дахуаляня. Прозвучал он особенно сердито.
Эръюэ Хун вся тряслась от страха, вдруг она вскинула голову и встретилась с чистым, лишенным какой-либо человечности взглядом Шан Сижуя – он глядел холодно и жестоко, казалось, что глаза эти не принадлежат живому, такое темное упрямство в них читалось. Она обучалась в труппе «Шуйюнь» под личным руководством Шан Сижуя уже три или четыре года и думала, что хорошо знает его нрав, однако сегодня оказалось, что он в тысячу раз хуже ладит с людьми, чем она представляла. Тут же ей вспомнились слухи, что, когда шицзе Шан Сижуя собралась замуж и захотела покинуть труппу «Шуйюнь», он оказался столь жесток, что собственными руками содрал с супругов кожу. С учетом того, что она приходится Шан Сижую ученицей, ее тем более поджидает множество бед.
На лице Эръюэ Хун выступил холодный пот, лбом она прижалась к спине Лаюэ Хуна. У Лаюэ Хуна сердце разрывалось от боли, волнение его достигло высшей точки. Словно новорожденный теленок, он вскинул голову и врезался в Шан Сижуя, отчего тот пошатнулся и отступил на несколько шагов. Кто бы мог подумать, что он и в самом деле осмелится напасть!
Лаюэ Хун ткнул Шан Сижую кулак в нос и в ярости закричал:
– Вы вините мою шицзе?! Да с какой стати вы ее обвиняете?! Сюэ Цяньшань сам ее отыскал, разве она желала сходиться с ним? Когда она не хотела к нему идти, вы все ехидничали над ней, нисколечко о ней не заботясь, а стоило беде случиться, тут же на нее набросились!
Согнувшись и потирая грудь, Шан Сижуй еще долго кашлял, Чэн Фэнтаю было и жалко его, и в то же время смешно, он погладил его по спине и шепотом выругался:
– Ох, вашу ж мать… все как бешеные собаки.
Но безумие ждало их впереди, Лаюэ Хун схватил со стола нож для арбуза и, обернувшись к толпе, принялся
