Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— А вот смею поспорить, Фёдор Фёдорович! — полковник морской пехоты был человек не боящийся ничего, а уж тем более гнева флотоводца, славившего своим ласковым по отношению к подчинённым нравом, — Что же Ваш Руффо к Нельсону не бежит, а? Тот сидит в обнимку с королём и королевой в Палермо, флот у него немаленький, а в бой не спешит?
Нет уж, теперь пол-Италии уже нам в рот смотрит, на нас надеется!
— Вот ты буян, полковник! — усмехнулся Ушаков, — Ладно, пусть и по-твоему будет, но вижу я, что занять Неаполь будет очень неплохо!
— Нельсон поможет?
— Молчит он… И король тоже на мои письма не реагирует. Наш посланник Кашин сообщает, что и ему в аудиенциях отказано. А его источники при дворе твердят, что королевская семья ждёт ответа из Вены, как им на наши предложения отвечать.
— Вены? — сощурил левый глаз полковник.
— Именно так, Юрий Григорьевич, Вены… Уже второе посыльное судно из Палермо в Триест ушло, но пока ответа нет.
— Будем ждать?
— Нельзя, брат, момент упустим! Пока французы слабы, пока Руффо готов к мятежу… Выбить французов из Неаполя будет отличной пощёчиной Моро, да и отвлечь бы генерала Жубера, командующего в Италии, от Апулии[8] нам было бы весьма желательно. — хитро усмехнулся Ушаков.
— От Апулии? — широко улыбнулся Сухотин, — Так бы сразу и сказали, Фёдор Фёдорович! Бари[9] брать собрались?
— Нам до Бари рукой пода́ть, а насколько сразу всё станет веселее! — захохотал Ушаков, — Как напрягутся французы-то! Бари — отличный порт, обладая им, мы сможем перебросить туда хоть всю дивизию Рихтера с Пелопоннеса, что, учитывая разгорающееся итальянское восстание, заставит Жубера отступить не только из Неаполитанского королевства, но, возможно, даже и из Рима!
— Широко мыслите, Фёдор Фёдорович… — задумчиво запрокинул голову Сухотин, — Двумя высадками принудить французов очистить половину Италии… А что англичане скажут?
— Так, мы же союзники с ними, западнее Мальты, как обещали и не лезем, а в Неаполе только два батальона высадим, укрепление власти короля ради, с согласия Руффо. — развёл руками адмирал, — У Нельсона ещё Сардиния и Корсика, словно бельмо на глазу — выбивать оттуда французов надо.
— А что Трюге? Будто мы его не опасаемся?
— Трюге будет уверен, что мы ударим на Тунис! Двумя полными полками и всё силой флота. Мы готовимся прекратить пиратство на Средиземном море. Даже приказ государя есть! Весь флот об этом знает, и, будь я не я, так и Трюге знает! А вот твои два батальона, да ещё два из полка Астрова совсем не туда пойдут! Но уже после выхода из порта, полковник. Обманем мы его. Точно обманем.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Иван Донатович, друг мой, не скрою, Ваш приезд мне чрезвычайно приятен, я, признаться, слишком ценю Вашу компанию, мне даже не хватало Вашего общества, но есть у меня подозрение, основанное на нашем давнем знакомстве… — наместник Калифорнийский просто выпевал слова, словно вяжа вычурное кружево.
— Ох, Осип Михайлович, как красиво говоришь, впору заслушаться! Её-ей, соловей! — прижал руки к груди Яркий.
— Ага! Соловей, неаполитанский! — уже просто захохотал Дерибас, его старый приятель не стал оставлять большого начальника в одиночестве в столь приятном деле и присоединился к нему.
Насмеявшись, наместник снова взялся за бокал и сделал глоток столь приятного в это жаркое время охлаждённого лимонного кваса:
— Так что, Иван Донатович, не верю я, что ты приехал в Одессу только для того, чтобы отобедать со мной и выразить свою приязнь моей жене и любовь моим детям. Слишком уж анахоретом[10] стал, друг мой…
— Что же, я не сомневался, Осип Михайлович, что ты поймёшь… Проницателен ты… — задумчиво отвечал Яркий.
— Не тяни, Иван Донатович, что случилось? — участливо наклонился к пожилому помещику сановник.
— Дело есть государственной важности. — твёрдо взглянул в глаза наместнику Яркий.
— Что? — удивлённо склонил голову налево его собеседник.
— Вот, смотри, Осип. — старый помещик протянул Дерибасу вышитый аляповатыми цветочками кисет.
— Бог ты мой! — начальник русской провинции на юго-востоке Северной Америки ошарашенно смотрел на два крупных золотых самородка, — Откуда это?
— С моей Яркой, Осип… — грустно говорил Яркий, уже не глядя на собеседника.
— Чудо-то какое! Ох уж порадую Столицу! — крутил Дерибас в руках тёмно-жёлтые окатыши, — А точно, золото?
— Ты не сомневайся, Осип, я-то этот чёртов металл знаю хорошо… — вздохнул бывший великий маг.
— Иван Донатович, а что ты такой грустный? — прищурился наместник, — Вот чую камень у тебя на душе? Никак не хотел говорить мне о золоте?
— И снова ты проницателен, Осип… — скривился Яркий, — Не собирался я открывать этого, думал, что после моей смерти всё разъясниться, даже письмо тебе написал, но вот война в Европе, здесь тоже явные неурядицы, пираты эти… Золото, оно во время войны, словно вода сквозь пальцы течёт… Стар я стал, Осип, совсем стар…
— Что ты, Иван Донатович… — улыбнулся Дерибас, — Вовремя ты открылся, а что было — то было! Награду тебе запрошу! За такое дело-то!
— Подожди ты, Осип, сейчас… Дай слова-то подобрать… К чему мне награды-то? Болею я часто, Осип, сердце ослабело… Не хотел я, чтобы мои последние денёчки испортили старатели! — с тоской почти шептал старый землевладелец, — Умереть хотел в покое да тишине! А теперь вижу, грех это большой! О себе думать — грех! Тут дела такие творятся, а я государство верного дохода лишаю. Вот, детки твои, Осип…
— Что дети? — не понял его наместник.
— Вот, я-то помру, век мой на исходе, а твоим детям жить ещё! Коли за мои грехи им отвечать придётся — гореть мне в аду… Нет, нельзя мне молчать, Осип. Вот. Принёс тебе я эти камушки. Теперь и помирать пора…
— Иван Донатович! Ты мне эти настроения-то брось! Я тебя
