Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Старший внук семьи Хоу вбежал с чашкой в руках и поставил ее перед Шан Сижуем:
– Шан-лаобань, тетушка говорит, играли вы замечательно, вы так тяжело потрудились, просим вас отведать этого отвара для укрепления тела.
Увидев, что он не откликается, мальчонка хихикнул, развернулся и собрался уже уходить. Шан Сижуй вдруг притянул его к себе, поставил перед собой и принялся ощупывать всего с ног до головы, да так грубо, что мальчик все пытался извернуться, беспрестанно крича.
Шан Сижуй сдвинул брови и схватил мальчонку за щеки:
– Давай, позови меня по имени пару раз, чтобы я послушал.
Мальчика так перепугал его взгляд, в котором безумие смешалось со страстью и упрямством, что он стряхнул с себя руку Шан Сижуя и выбежал из флигеля, в страхе крича по дороге:
– Ма! Ма! Тут безумец!
От крика мальчонки блеск во взгляде Шан Сижуя стремительно потух, он прислонился к столу и снова погрузился в оцепенение. Укрепляющий отвар в миске уже остыл, позабытый Шан Сижуем, скорое забытье ждало и представление за окном. На стене висели меч и накладная борода Хоу Юйкуя. Хоу Юйкуй умер, его старшему ученику недоставало его голоса, а из его маленького внука и вовсе не слепить ничего путного – потомку Хоу Юйкуя не перепало ни капли таланта великого деда! Тут на Шан Сижуя нахлынула безудержная печаль из-за смерти Хоу Юйкуя, он хотел было заплакать, да не мог. Затем он вспомнил о дядюшке Ли, и сердце у него заболело так сильно, будто в него вонзили нож да еще провернули как следует, ничто не могло развеять его печали.
Порывом ветра во флигель ворвался Чэн Фэнтай, встав перед Шан Сижуем на одно колено, рукой он гладил его по затылку, с беспокойством заглядывая в лицо:
– Я слышал, Шан-лаобань кашлял кровью! Как ты посмел еще и петь?
Шан Сижуй уткнулся головой ему в грудь и заплакал.
Глава 22
После похорон Хоу Юйкуя труппа «Шуйюнь» во главе с Шан Сижуем по своей воле приостановила все спектакли на три дня в знак траура, желая в то же время хоть немного отдохнуть от недавних скорбных и утомительных событий. В доме Шана без остановки крутились старые пластинки Хоу Юйкуя, а сам Шан Сижуй, облаченный в однобортную белую рубаху и штаны, танцевал во дворе с мечами под звуки оперы. В эту пору опадал в переулках ивовый пух, распускались бутоны софоры японской, и крохотные белые цветочки то и дело проливались на прохожих дождем, осыпая их с головы до ног. Чэн Фэнтай часто повторял, что в Бэйпине снег идет по полгода, и цветы софоры японской с ивовым пухом – это снег, что выпадает в Бэйпине по весне.
Подул ветер, и опавшие цветы подобно снежной крупе заполонили весь двор; Шан Сижуй купался в цветочном дожде, его юная и тонкая фигура двигалась проворно, с большим изяществом, словно развевающаяся на ветру белая шелковая лента.
Толкнув двери, Чэн Фэнтай как раз застал эту картину. Не в силах оторвать взгляда, он прислонился к дверному косяку, руки сложил на груди и молча наблюдал за Шан Сижуем. Изначально сильной стороной фехтовального искусства на сцене были позы, вряд ли настоящий мастер боевых искусств смог бы их повторить, но на них и в самом деле приятно было глядеть: стройная фигура сливалась с мечом в одно целое, от нее словно исходило ледяное небесное сияние, такая грация сквозила в каждом движении Шан Сижуя. Двое мальчишек из соседних домов, шмыгая сопливыми носами, подглядывали за ним, лежа на стене и наслаждаясь танцем: Шан Сижуй напоминал им великого рыцаря Бай Юйтана [150] из книжек с картинками. Шан Сижуй знал, что они смотрят, и продолжал выполнять свои движения, закончив один набор, отклонился назад; меч в его руках двигался без передышки, и, когда тренировка была окончена, он сделал мостик, а клинок направил в корни сливового дерева, выбив из грязи под ним камешек. Чэн Фэнтаю оставалось лишь беспомощно наблюдать, а вдруг сейчас камень этот угодит мальчишкам в глаза? Он хотел было помешать, но не успел. По счастью, Шан Сижуй хотел всего лишь припугнуть их, камень хоть и летел быстро, но просто-напросто ударился о черепицу, отчего мальчишки в страхе разжали руки и перемахнули через стену, обгоняя один другого. Тут же за стеной послышался истошный крик боли, охи и вздохи – это они приземлились прямо на попу.
Закончив измываться над детьми, Шан Сижуй очень возгордился собой, да еще крикнул через стену:
– Это какой по счету раз? Еще раз осмелитесь залезть на стену, я тут же пойду и сообщу вашим матерям! Те вас до смерти забьют! – И легко вонзил меч в ножны, с величественным видом сбросил с себя мокрую от пота одежду и вытер полотенцем лицо. Затем швырнул все на стул, с хлюпаньем приложился к носику чайника и поманил рукой Чэн Фэнтая:
– Второй господин, подойди!
Впечатление от танца с мечом, прекрасного настолько, что и не налюбуешься, будто выведенного полупрозрачными мазками акварели, тотчас развеялось без следа, словно тот был лишь миражом. В один миг Шан Сижуй рухнул вниз, из небожителя Му Ина [151], танцующего с мечом, он превратился в актера с его мирскими привычками.
Чэн Фэнтай накинул на него рубашку:
– Ты как себя ведешь?! Средь бела дня стоишь во дворе полуголый! А если Сяо Лай увидит, не сгоришь со стыда?
– Сяо Лай сегодня нет дома, – Шан Сижуй почувствовал себя ужасно уязвленным. – Я умираю с голода.
Чэн Фэнтай усмехнулся:
– Вот и отлично! Оденься поприличнее, и пойдем в резиденцию уважаемых Фаней. У Фань Ляня сегодня день рождения, возьму тебя с собой развеяться.
В большинстве случаев Шан Сижуй избегал ненужных ему банкетов и светской жизни, вот и сейчас сразу же отказал:
– Не пойду! Фань Лянь меня не приглашал!
Чэн
