Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Шан-лаобань, добренький лаобань, когда учителя обрядят и положат в гроб, вот тогда и пойте во весь голос! Не пугайте нас сейчас!
Шан Сижуй ответил:
– Да как я вас пугаю? Это ведь известный отрывок из репертуара вашего учителя, звучание его должно казаться вам родным, чего же тут страшного?
С правой стороны, на менее почетном месте, сидела маленькая внучка Хоу Юйкуя, которая не вытерпела бессонной ночи и только что задремала, но мрачные, далекие напевы пекинской оперы в исполнении Шан Сижуя пробудили ее. Открыв глаза, она не могла различить, сон это или явь, и громко заплакала от испуга, утверждая, что только что слышала пение дедушки. Несколько невесток испугались так сильно, что, сославшись на необходимость успокоить ребенка, увели девочку прочь да так и не вернулись.
Шан Сижуй скривил губы и скрепя сердце умолкнул.
На следующий день весть о смерти Хоу Юйкуя распространилась по всему Бэйпину, и почтить память покойного пришло столько людей, что о числе их говорить не приходилось. Шан Сижуй провел у гроба всю ночь, а днем улучил момент, чтобы поспать в одном из флигелей усадьбы Хоу, но не успел он прилечь на часок, как Ню Байвэнь громким криком поднял его с постели: в труппе «Шуйюнь» случилась беда.
Шан Сижуй медленно сел на кровати и обулся, эта нечисть из труппы «Шуйюнь» целыми днями только и знает, что устраивать неприятности, когда его нет рядом, так что это вовсе не новость. Шан Сижую неохота было разбираться, кто с кем поскандалил, а кто изобличил вора, таскающего общие деньги.
Ню Байвэнь помог ему подняться, надел на ногу вторую туфлю:
– Только что приходил один старик, как вошел в зал с телом покойного, так громко закричал: «Старый Хоу!», глаза у него закатились, и он лишился чувств. Кто-то узнал его, сказал, что это дядюшка Ли, ваш аккомпаниатор на хуцине. Лучше бы вам самому пойти скорее и удостовериться!
Этого еще не хватало! Оставив Ню Байвэня далеко позади, Шан Сижуй помчался в погребальный зал посмотреть. И правда, на полу лежал дядюшка Ли. Его окружили актеры и домочадцы, щипали и вливали ему в рот холодный чай, пытаясь привести в чувство, но дядюшка Ли намертво сомкнул зубы. Невестка Хоу Юйкуя произнесла в нерешительности:
– Не может же это быть апоплексический удар?
Только она это произнесла, как все подумали, что симптомы и правда похожи, и тут же принялись кричать, чтобы позвали врача.
Шан Сижуй с его вспыльчивым нравом не мог просто глядеть, как умирает человек; пробравшись через толпу, он взвалил дядюшку Ли на спину:
– Сколько еще ждать этого врача! Я сам его донесу на спине!
Все закричали и принялись стягивать дядюшку Ли с его спины:
– Шан-лаобань, не безобразничайте! При этой болезни ни в коем случае нельзя трясти человека!
Ярость Шан Сижуя била ключом, он ястребом кружил вокруг дядюшки Ли, сжав кулак так, что костяшки побелели, и стуча им по ладони другой руки, совсем как хлопушка, что вот-вот взорвется. Никто не осмеливался подходить к нему, опасаясь, что, если тронуть его, он разнесет все вокруг. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем врач наконец пришел, прощупав пульс, он подтвердил, что это и в самом деле кровоизлияние в мозг. Хоу Юйкуй умер из-за недоверия к западной медицине, а потому в усадьбе Хоу теперь прибегали к помощи не только китайских лекарей. Старший ученик Хоу Юйкуя взял на себя всю ответственность и немедленно вызвал английского доктора, чтобы тот сделал укол. Разумеется, один укол не мог помочь в критической ситуации, и дядюшку Ли на несколько дней отправили в больницу. Чудом его вернули к жизни, но, когда он очнулся, оказалось, что половина тела у него парализована, даже в самых простых вещах ему требовалась помощь, какая уж там игра на хуцине! Когда его спросили, что связывало их с Хоу Юйкуем и есть ли у него кто-то из семьи, дядюшка Ли только моргал подернутыми тусклой пеленой глазами, раскрыв рот, из уголка которого капала слюна. Он не мог выговорить и предложения.
Как же случившееся ранило Шан Сижуя! Он и так смертельно устал, устраивая похороны Хоу Юйкуя, а теперь ему приходилось постоянно бегать в больницу к дядюшке Ли. На деле же в больнице осталась Сяо Лай, она хорошо заботилась о больном и в неуклюжей помощи Шан Сижуя не нуждалась. Однако Шан Сижуй никак не успокаивался, каждый день он приходил проверить, зашевелился ли дядюшка Ли. Чэн Фэнтай вызвался стать его водителем, отвозил его из усадьбы Хоу в больницу и обратно, и спустя три-четыре дня невооруженным глазом стало заметно, что Шан Сижуй сильно исхудал, а во взгляде его запылала жажда убийства. Если кто-то из недогадливых актеров труппы «Шуйюнь» сейчас снова устроил бы шум из ничего и пришел бы докучать Шан Сижую, он не стал бы разбираться, кто прав, кто виноват, а просто набросился бы на всех с ревом и с бранью отослал бы прочь. В этот день в труппе «Шуйюнь» снова возник спор из-за порядка выступлений на репетициях, Шан Сижуй тут же вспылил и уже закатал рукава, чтобы побить шицзе, пришедшую с жалобами, так что она в страхе убежала, а он еще и погнался за ней для вида.
Сидя в автомобиле, Чэн Фэнтай сказал с улыбкой:
– Шан-лаобань, как насчет того, чтобы подкинуть вам одну идею?
Шан Сижуй тут же раскрыл рот, не дав ему договорить, свирепо взревел:
– Надо тебе трепаться без толку! Лучше веди машину как следует! До смерти надоел!
Чэн Фэнтай смерил его презрительным взглядом, но больше ничего не сказал, так они и провели в молчании всю дорогу. Сорвавшись на Чэн Фэнтае, Шан Сижуй ощутил легкое беспокойство и раскаяние, но, как бы он ни сожалел, первым пойти на поклон не мог, когда они добрались до больницы, так и вышел из машины с упрямо поднятой головой, да еще с силой хлопнул дверью, не оглядываясь назад.
Чэн Фэнтай окликнул его и поманил
