Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Шан-лаобань ведь тоже человек бродячей профессии, неужто сложно проявить хоть толику уважения? Не время давать волю своему нраву.
Шан Сижуй угрюмо проговорил:
– Ну и ладно! Пусть он возвратится в мир оперы и выступит со мной пару раз, споет хорошо, и я его прощу.
Чэн Фэнтай смахнул с его лба челку, сказал в шутку:
– Как легко ты говоришь! Если поменять «выступить пару раз» на «встретиться пару раз», получится прямо-таки самодур, которому приглянулась девица. – Шан Сижуй пристально взглянул на него, а Чэн Фэнтай все продолжал смеяться. – Как по мне, Юань Сяоди скорее согласится составить тебе компанию, чем выступить на сцене. Ты все еще не понял хода его мыслей? Назвать его актером – значит смертельно оскорбить.
Шан Сижуй насупился, махнул рукой:
– Так с чего бы ему тогда приближать к себе меня, актера, да еще и извиняться?
– Шан-лаобань, ты именитый актер, со многими толстосумами тебе найдется о чем поговорить, разве можно оскорблять тебя столь необдуманно? А вдруг ты примешься строить козни у него за спиной? – Чэн Фэнтай похлопал его по спине. – А может, он о моем лице заботится, кто знает… Разве не говорят: прежде чем побить собаку, следует спросить ее хозяина?
– Да ты сам собака! Паршивый пес! – с ненавистью процедил Шан Сижуй. – Вот пойду и прямо сейчас замучаю этого Юань Сяоди до смерти!
Хоть Шан Сижуй и преисполнился героической решимости, в ресторане к нему вернулись прежняя молчаливость и покладистость, он сделался таким послушным, что и словами не передать. Вот только вид у него был не очень-то довольный, стыдливое выражение, что всегда появлялось на его лице при встрече с Юань Сяоди, куда-то делось, а вместе него читалось недовольство, которое складывалось в четыре иероглифа: «Верни мне Юй Цин!»
Чэн Фэнтай похлопал Шан Сижуя по спине и прошептал ему на ухо:
– Ну давай! До смерти?
Шан Сижуй злобно на него зыркнул, но не пикнул.
Разумеется, Юань Сяоди также заметил перемену в настроении Шан Сижуя. С большим радушием он усадил их обоих, а затем приказал подавать на стол блюда. Шан Сижуй словно воды в рот набрал; только Чэн Фэнтай любезничал с Юань Сяоди.
Юань Сяоди первым поднял бокал и обратился к Шан Сижую:
– Это все вина некого Юаня, совсем распустил семью, не только свое лицо потерял, но и добавил столько хлопот Шан-лаобаню, я в самом деле чувствую себя ужасно виноватым.
Шан Сижуй с равнодушным видом чокнулся с ним и очень холодно проговорил:
– А-а.
В присутствии людей, которых Шан Сижуй недолюбливал, стеснение покидало его, он только и знал, что за обе щеки уплетать свинину, жир так и стекал с губ. Во время беседы с Чэн Фэнтаем Юань Сяоди поглядывал на Шан Сижуя, он знал, что тот еще сердится, и подумал: «Но ведь Шан Сижую вовсе не обязательно изливать гнев подобным образом, неужто тот и в самом деле решил промотать мои деньги, чтобы отвести душу? Ну что за ребячливость!» При мысли об этом он слегка улыбнулся и немедленно заказал еще роскошных и изысканных яств. А Шан Сижуй все набивал желудок. Откуда Юань Сяоди было знать, что в прошлый раз Шан Сижуй только притворялся вежливым и интеллигентным человеком, сегодня же он пришел с обычным для себя аппетитом.
Подождав, пока Шан Сижуй наестся, – уши у него заалели, воротник он ослабил, а на губах заиграла легкая улыбка, – Юань Сяоди решил, что настал самый лучший момент для нападения, он мягко принялся выведывать, где сейчас Юй Цин.
Шан Сижуй отложил палочки, на лице его отразилась досада. Чэн Фэнтай с улыбкой взглянул на Юань Сяоди, подумал про себя: «Так вот, оказывается, зачем он пригласил нас сегодня».
– Юй Цин уехала не попрощавшись, должно быть, отправилась на юг. Члены твоей семьи избили ее, вся она покрыта шрамами, неизвестно, доберется ли она благополучно до дома. К тому же и лицо у нее обезображено, кто знает, сможет ли она выступать дальше! – Шан Сижуй явно преувеличивал, но обман у него выходил на редкость убедительным.
Только Юань Сяоди это услышал, как от ужаса у него душа ушла в пятки, еще долго он не мог прийти в себя. Шан Сижуй снова смерил взглядом когда-то знаменитого актера, возраст его стремительно приближался к пятидесяти, лицо утратило прежнюю гладкость, стало тусклым и утомленным. Бремя общественного мнения давило на него, он изо всех сил старался выскоблить историю первой половины своей жизни. Хоть он и выдавал себя за знатока циня, шахмат, каллиграфии и живописи, днями напролет он занимался торговлей, и веяло от него торгашеским духом, запахом медных монет. Больше десяти лет он увивался как муха и пресмыкался как собака, наконец сколотил какое-никакое состояние, заполучил статус образованного коммерсанта. Дома его поджидал целый выводок надоедливых жен, которые постоянно ссорились друг с другом за право воспитывать сыновей, и в этой борьбе не чурались никаких средств. Юань Сяоди оказался простым мещанином, набросившим на себя плащ утонченности! Шан Сижуй не понимал, чем вообще он мог понравится Юй Цин, ослепла она, что ли? За исключением прекрасного владения куньцюй в нем не находилось ни одного достоинства. Чем дольше Шан Сижуй на него глядел, тем большая злость его охватывала, и в конце он решил добить Юань Сяоди:
– Юй Цин осталась одна-одинешенька, лишена заботы и поддержки семьи, вся изранена, должно быть, и жить она дальше не в силах.
Юань Сяоди в оцепенении уставился на Шан Сижуя, отвернулся, из глаз его полились слезы, и – кто бы мог подумать! – он заплакал в голос.
Чэн Фэнтаю стало ужасно неловко, он попытался утешить Юань Сяоди, но как можно говорить об отношениях, не связанных браком, в открытую? Шан Сижуй пытливо, с удивленным выражением вглядывался в лицо Юань Сяоди, он не понимал, насколько унизительно для взрослого мужчины плакать на людях, когда слезы сдержать невозможно. Чэн Фэнтай мигом схватил Шан Сижуя за воротник и, стремительно распрощавшись с Юань Сяоди, потянул прочь. Юань Сяоди так сокрушался, что душевных сил уговаривать их остаться у него уже не нашлось.
Только они вышли за дверь, как Чэн Фэнтай схватил Шан Сижуя за нос:
– Шан-лаобань, ну ты и мерзавец, в самом деле заставил Юань Сяоди плакать.
Шан Сижуй тяжело вздохнул:
– А в какое неловкое положение он меня поставил! Чего уж теперь проливать слезы? Где он был раньше?! – И добавил, довольный: – Я отомстил за Юй Цин!
Чэн Фэнтай сказал:
– Кажется,