Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Так почему он не женится на ней?
Чэн Фэнтай начал говорить что-то о сложностях, о ситуациях, когда приходится действовать против своей воли, но Шан Сижуй прервал его взмахом руки:
– Не может жениться на ней, так пусть ничего больше не говорит. Юань Сяоди ничем не лучше этого вонючего Чан Цзысина, такой же трус! Отношения между ними невозможны без брака, окажись они вместе, тут же смогли бы свить гнездышко и снести яйца!
Такое сравнение насмешило Чэн Фэнтая, и он потрепал Шан Сижуя по лицу:
– Какой ты испорченный! И чей же ты такой, мелкий ублюдок?
Шан Сижуй словно получил заслуженную похвалу, донельзя довольный, обрадовался еще сильнее.
Глава 21
Начало года не предвещало ничего хорошего. Вовсе не из-за случившегося с Юй Цин, дело ее относилось к душевным переживаниям, и, хотя было запутанным и горьким для нее самой, для посторонних оно ничего не значило. Когда она добралась до Шанхая и устроилась там, отлично поладив с местными именитыми актерами китайской оперы, то послала Шан Сижую письмо со сладким печеньем «Борода дракона» [144]. В письме она сообщила, что на время пустит корни в Шанхае и Сучжоу с Ханчжоу, а еще попросила Шан Сижуя отыскать ее и сыграть вместе, если когда-нибудь он приедет в те края с гастролями. В письме не читалось никакого недовольства, она описывала цзяннаньские пейзажи и местные обычаи, и, судя по всему, печаль ее уже развеялась. Но вот в Бэйпине Хоу Юйкуй, один из именитых актеров старшего поколения, перед которым преклонялся Шан Сижуй, одной ногой стоял уже в могиле.
Хоу Юйкуй полжизни курил опиум, а с этой зависимостью любая болезнь становится опасной, никакие лекарства не помогают. Сперва его начало поносить из-за того, что он съел слишком много тушеного свиного окорока, а затем все переросло в опиумную горячку. Когда весть о его болезни долетела до Шан Сижуя и других, тяжелый недуг уже приковал старика к постели. Ду Ци вместе с дядей Ду Минвэном навестили больного и привели врача европейской школы. Ду Минвэн и Хоу Юйкуй были дружны еще со времен жизни в Запретном городе [145], и, хотя дружбу эту нельзя было назвать такой уж крепкой, Ду Минвэн относился к старику-актеру с большой нежностью, как к древней реликвии, бывшей в распоряжении императора. Приглашенный врач вколол антибиотик, который, разумеется, не помог. Вернувшись к Шан Сижую, Ду Ци сказал со вздохом, что смертный час Хоу Юйкуя пробьет совсем скоро, он никого уже не узнает. Говоря это, Ду Ци едва мог обуздать тоску на сердце, глаза его покраснели от слез.
Шан Сижую тоже стало тяжко на душе, и он поспешил навестить Хоу Юйкуя. Рядом с Хоу Юйкуем были только его ученики, заботившиеся о нем. Неизвестно, то ли те и в самом деле были такими нерешительными, то ли боялись ответственности, но они докучали Шан Сижую разъяснениями, дескать, Хоу Юйкуй глубоко верит в традиционную китайскую медицину и западными лекарствами пользоваться отказывается. В отличие от уколов китайские травяные отвары не так эффективны, они не доходят до кровеносных сосудов, вот болезнь Хоу Юйкуя и затянулась. У Шан Сижуя не хватало никакого терпения слушать их. Глядя на лицо Хоу Юйкуя, он осознал: тот и правда умирает. Ему вспомнилось, как на Новый год он пришел к Хоу Юйкую с поздравлениями, тот заботливо разжег для него две трубки с опиумом и, лежа на кушетке, целую вечность рассказывал о старинных преданиях «грушевого сада», поведал о расцвете куньцюй и причинах ее упадка, объяснил даже, как ставить новые пьесы, как следует наставлять учеников, а заодно перечислил всех хороших актеров современности. Теперь же Шан Сижую казалось, что то было предсмертным наставлением, недобрым знаком.
Шан Сижуй не сдержал горячих слез, хлынувших по щекам; присев на край кровати, он взял Хоу Юйкуя за руку:
– Дедушка! Вам никак нельзя уходить! Мы с вами еще не наговорились…
Некоторые ученики обменялись растерянными взглядами, они никак не могли взять в толк, кем приходятся друг другу этот актер и их наставник.
Капельницы с физраствором еще какое-то время поддерживали в Хоу Юйкуе жизнь, однако не успели распуститься цветы граната [146], как он отмучился. Когда Шан Сижуй узнал о его смерти, царапины на его лице давно уже зажили, и он как раз снимал грим за кулисами, радостно выслушивая шуточки Чэн Фэнтая. Тут явился Ню Байвэнь, глава общества «Звуки циня», и со скорбным видом сообщил ему о кончине Хоу Юйкуя. За кулисами сразу повисла мертвая тишина, а затем раздались всхлипывания и горестные вздохи. Шан Сижуй медленно поднялся, издал «А!» и так же медленно сел обратно.
Ню Байвэнь, свидетель зарождающейся дружбы между Хоу Юйкуем и Шан Сижуем, над которой оказалась не властна разница в годах, искренне попытался утешить Шан Сижуя:
– Старому Хоу было уже столько лет! Наверху он отстаивал свое имя перед вдовствующей императрицей и государем-буддой, а внизу принимал восхваления от простого народа. Считай, оно того стоило! Не следует нам слишком уж убиваться, самое важное сейчас – устроить почтенному человеку достойные похороны, – и тут же добавил: – Я вот что хочу сказать, Шан-лаобань, от детей и внуков старого Хоу толку мало, самому старшему из внуков в этом году исполнилось десять, даже дела вести в семье Хоу некому! Я, Ню Байвэнь, отдам все силы, что у меня только есть, ни от чего не отказываюсь! Но вы первый человек в артистических кругах Бэйпина, можете и тут взять на себя ведущую роль!
Шан Сижуй оцепенело кивнул:
– О-о! – А затем подумал и добавил: – Но я слишком молод, разве достоин подобной чести?! Да ведь у нас имеется несколько почтенных учителей!
Ню Байвэнь подумал, что тот просто скромничает, и сказал со смехом:
– Молод – и что с того, чего бояться? Имя ваше уже весит достаточно! – Он поднялся и сложил руки в прощальном жесте: – Вы меня не провожайте, не опоздайте на спектакль. Я должен сообщить о смерти еще нескольким актерам.
Весь вечер и всю ночь Шан Сижуй провел в тоске. На следующий день он отменил все представления, облачился в траурные одежды и вместе с учениками Хоу Юйкуя, его близкими и другими актерами сел у гроба. Хоть Шан Сижуй и выказывал Хоу Юйкую искреннюю сыновью почтительность, он не выдержал и дня, уже
