Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Но все это случится потом, а теперь расскажем о Шан Сижуе, исцарапанном острыми ногтями третьей наложницы. Боясь, что пудра не скроет царапины, он по меньшей мере несколько дней не показывался на сцене. В один из таких дней Чэн Фэнтай пришел навестить Шан Сижуя и увидел, что Сяо Лай, опрокинув сундуки и перевернув шкафы, разыскивала что-то, а на полу были разложены бумажки, исписанные иероглифами, и карточки. Сам Шан Сижуй сидел на корточках и перебирал их одна за другой.
Чэн Фэнтай сказал со смехом:
– У Шан-лаобаня так много денег, что за эти дни безделья, пока солнце светит, вы решили просушить бумаги от плесени? – И присел рядом, чтобы посмотреть, чем тот занимается. Оказалось, что это памятные для Шан Сижуя вещи: его письма к старшим братьям и близким друзьям, документы, свидетельства о вкладах, фотографии с известными актерами и фотографии с поклонниками; каллиграфия и стихи, преподнесенные ему известными писателями и учеными, благодарственные грамоты от правительства за благотворительные спектакли, поставленные в годы бедствий. К особому изумлению Чэн Фэнтая нашлась там и большая стопка долговых расписок, перевязанных красной нитью. Когда он начал разбирать их и просматривать, выяснилось, что все они от сослуживцев по «грушевому саду», клянчивших у Шан Сижуя деньги, причем суммы исчислялись сотнями и тысячами, а занимали, судя по всему, безвестные актеры, не достигшие каких-либо успехов. Шан Сижуй готов быть тратить деньги на еду да украшения для оперных костюмов; на прочем же при возможности экономил, был весьма непритязателен в жизни, а потому подобной широты чувств и щедрости от него никто не ожидал.
Разглядывая расписки, Чэн Фэнтай изумлялся:
– Ох, какой наш Шан-лаобань щедрый! Если все это сложить, хватит на несколько усадеб в Бэйпине! Вы что же это, промышляете ростовщичеством?
Глаза Шан Сижуя превратились в щелочки, он улыбнулся Чэн Фэнтаю, объясняться ему было неловко. Достав одну из расписок, Чэн Фэнтай проговорил:
– Этот человек должен тебе шестьсот пятьдесят юаней, просрочка уже пять лет, как собираешься возвращать долг?
Вытянув шею, Шан Сижуй заглянул в бумажку:
– Этот человек умер два года назад, как мне вернуть долг?
Чэн Фэнтай спросил:
– В семье никого больше нет? Долг отца возвращает сын, можно отыскать его сына. Вот уж и правда, манеры безнравственного дельца!
Шан Сижуй ответил:
– Он умер, так и не успев обзавестись детьми.
Чэн Фэнтай смерил его взглядом, а затем достал еще одну расписку:
– А вот эта? Дата совсем недавняя.
На это Шан Сижуй сказал:
– Дата-то недавняя, да вот человек далеко. Хозяин труппы уехал со всеми актерами в Ухань, неужто мне надо теперь бежать в Ухань за ним?
– А вот на эту посмотри, вот те на, две тысячи юаней!
Шан Сижуй хлопнул в ладоши, выхватил у него из рук расписку и проговорил, донельзя довольный:
– О-о-о! Этот хуалянь просто великолепный актер! Ты непременно должен увидеть его «Посещение горы Иньшань» [140], как представится случай! До смерти прекрасно! – И тут же запел: – Отправился наш Бао неподкупный к горе Иньшань, чтоб духа масла [141] выслушать, его правдивые слова…
Чэн Фэнтай аж поперхнулся:
– Ты чего это запел? Я разве с тобой об опере говорю? Мы говорим о деньгах!
Так и не получив отклика, Шан Сижуй перестал петь, с сердитым видом собрал расписки обратно и снова их перевязал, чтобы Чэн Фэнтай не смог разглядывать их дальше:
– Деньги, деньги, ты только деньги и знаешь! Что хорошего в разговорах о деньгах? Какой же ты приземленный!
Тут Сяо Лай, которая все суетилась, роясь в ящиках и выкидывая бумаги на пол, достала из шкафа ротанговый ларчик и вмешалась в их разговор:
– Пока не поздно, перестаньте говорить с ним о деньгах! Труппа «Шуйюнь» и так бездонная пропасть, стоит кому со стороны – неважно, известный он актер или нет, – открыть рот, как он тут же соглашается помочь! И что с того, что люди эти хорошо поют? Они повсюду занимают деньги, потом ходят по публичным домам и развлекаются с проститутками, а затем и вовсе перестают выступать… Вы спросите его, сколько бессовестных обманщиков обвели его вокруг пальца за последние годы? Сколько он мог накопить?
Сяо Лай до того ненавидела подход Шан Сижуя к финансам, что готова даже была поддержать разговор с Чэн Фэнтаем, настолько благородный гнев распирал ей грудь. Чэн Фэнтаю польстила ее неожиданная поддержка. А у Шан Сижуя уже лопнуло терпение:
– Так, никому не позволяется заговаривать об этом! Я сам заработал эти деньги, как хочу, так их и трачу! Не лезьте не в свои дела!
Сяо Лай подтянула к нему плетеный сундучок:
– Кому вообще надо тебя обсуждать?! Вот отыщешь потом себе строгую жену, поставит она тебя на место, посмотрим тогда, как ты не станешь слушаться!
Однако не стоило обвинять Шан Сижуя в излишнем великодушии, на деле же у него была своя система. Так, если актер приходил плакаться на горькую жизнь, тем, кто пел хорошо и пел плохо, он занимал разные суммы; на свадьбу он давал меньше, чем на помощь в тяжелой ситуации. Если же актер, не особо талантливый, приходил просить на женитьбу или воспитание детей, в лучшем случае ему перепадало несколько десятков юаней. Но вот если одаренный служащий «грушевого сада» желал взять передышку, Шан Сижуй готов был каждый день кормить того мясом, хоть он ему не сват и не брат. Потому сложно было сказать, являлся ли он Мэнчан-цзюнем [142] или же непутевым расточителем.
Шан Сижуй вытащил что-то из плетеного сундучка и принялся рассматривать, и тут Чэн Фэнтай наконец поинтересовался:
– Впервые вижу, чтобы ты помогал Сяо Лай убирать в комнате. Что вы ищете?
– Газета хочет опубликовать мою фотографию, – ответил Шан Сижуй. – Ты взгляни только на эти шрамы на лице, куда там сниматься, только и остается, что отыскать для них готовый снимок.
Шан Сижуй очень любил, когда его восхваляли, но вот фотографироваться ему не нравилось. Почти все его снимки были совместными, и на всех его лицо величиной с ноготь. Если поместить такую фотографию в газету, ничего там не разглядеть. На двух фотографиях его тайком сняли в саду: на первой была еще Сяо Лай, а на второй волосы его закрыло веткой дерева. Шан Сижуй с Чэн Фэнтаем
