Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Что за невиданная драгоценность, – со вздохом покачал головой Чэн Фэнтай. – Какой фирмы эти костюмы? Мне следует пойти и испросить у них совета.
Юй Цин сказала со смехом:
– Эту ткань привез из Франции седьмой молодой господин, а затем отыскал портниху. Второй господин, вы не видели, как седьмой молодой господин, недовольный работой, схватился за ножницы и порезал платья, перевел столько ткани! Я всегда говорила, что все в труппе «Шуйюнь» слишком уж расточительны, потратили на эти костюмы столько сил, а ведь ни в какой другой пьесе они не пригодятся.
Шан Сижуй разложил наряды на диване и принялся ими любоваться:
– Пусть даже они сшиты для одной только пьесы, это того стоит. Нет, даже если они пригодятся один только раз, они стоят того.
Все на сцене должно быть прекрасным, и за красоту эту не жалко отдать никаких денег, пусть она довлеет над людьми, заставляет вглядываться в себя. Тут они с Ду Ци были единодушны. Шан Сижуй жил за счет открытого рта[134], деньги к нему приходили легко, прибавить еще Ду Ци, барчука из знатной семьи, живущего за счет родового имущества, и тогда становилось понятно, почему этих двоих совершенно не заботило, сколько денег они пускают на ветер.
Однако, если бы Шан Сижуй знал, что эти его слова и правда воплотятся в жизнь, он наверняка сожалел бы о них, не переставая.
Поскольку «Любимая подруга» считалась высоким искусством, билеты на нее стоили дороже обычного. Но, стоило только вывесить имя Шан Сижуя, как зрительный зал заполнился, да тут еще поддержка в виде Юй Цин. Разумеется, вся это громкоголосая деревенщина да носильщики сегодня не смогли прийти, и в непривычно спокойном зале сидело много незнакомых господ, на вид людей образованных и воспитанных, они тихонько перешептывались. Чэн Фэнтай сел в свою ложу, и занавес вскоре начал подниматься. Чэн Фэнтай подметил, что специально для этой пьесы его заменили на более подходящий прозрачный тюль, лампы горели теплым светом, театральные подмостки казались тусклыми, будто припыленными, и подобное невыразимое изящество радовало и сердце, и глаза.
На этот раз Шан Сижуй вернулся к амплуа дань, партнером его была женщина, а потому он не мог, как прежде, расправить плечи и петь, возвышаясь над сценой. Когда две женщины стоят рядом, разница в их росте слишком уж будет бросаться в глаза. Он заранее придумал, как с этим справиться: выучился у чоу [135], играющих У Далана [136], слегка сгибать колени под юбкой, стоило ему сделать легкий шаг, как подол юбки колыхался вслед, и разглядеть неладное было невозможно.
Неудивительно, что в газетах сплетничали о Шан Сижуе и Юй Цин. Когда один исполнял амплуа шэн, а другая – дань, они, безо всяких сомнений, походили на золотого отрока и яшмовую деву [137], но когда оба играли женские роли, и хуадань стояла, взяв за руку благородную девицу цинъи, они становились парой красавиц, подобных которым не сыскать во всем мире. Пленительная красота Шан Сижуя и возвышенная чистота и изящество Юй Цин оттеняли и в то же время высвечивали друг друга, дополняли и подчеркивали различия, отчего две героини и в самом деле казались идеальной парой. И вовсе необязательно они были возлюбленными, скорее уж двумя половинками драгоценной яшмы или цветком, распустившимся с обеих сторон, встреча их несла в себе гармонию и особую завершенность. Будь на месте одной из них цзиньшэн, это уже оказалось бы излишним, излишество потянуло бы за собой пошлость, а та – похабщину. В сравнении с одухотворенностью двух женщин, мужской герой предстал бы ходячим реквизитом.
Чэн Фэнтай все глядел и глядел на них, и вдруг невольно вспомнилась ему детская любовь из Шанхая – соседка Чжао Юаньчжэнь. Кажется, барышня Чжао тоже обладала привычкой восхищаться ароматом цветов [138]. До знакомства с Шан Сижуем он считал эту пьесу скандальной шуткой, повествующей об одиночестве в женских покоях, но после их встречи не удержался от того, чтобы взглянуть на нее по-новому.
После представления Ду Ци лично подал букет цветов на сцену, и Шан Сижуй велел Юй Цин принять его. Они сфотографировались все вместе и вышли на поклон публике, провели на сцене немало времени, прежде чем разошлись. В это время Чэн Фэнтай успел повстречать друга, который тоже пришел посмотреть спектакль, и переброситься с ним парой фраз. Только после этого он не спеша направился за кулисы, где царило веселье. Управляющий Гу пропустил в уборную госпожу с острым личиком и большими глазами, на ней был маньчжурский наряд и богатые украшения, а следовали за госпожой две служанки в возрасте, охраняя ее с обеих сторон. Скорее всего, это была очередная состоятельная дама, которая недополучила удовольствия от представления, вот и проследовала за кулисы, чтобы поболтать с актерами и наградить их.
– Шан-лаобань, Юй-лаобань, вы оба хорошо постарались, устали, должно быть! Это третья жена господина Юаня, Юань Сяоди.
Только Юй Цин услышала имя Юань Сяоди, как лицо ее тут же приняло неестественное выражение; оцепенелым взглядом она уставилась на третью наложницу, а затем немедленно отвела взор. Она едва успела стереть кармин с губ и теперь пила чай, однако наряд и украшения еще не сняла, казалось, сейчас они защищали ее, подобно доспехам, но на деле мысли у нее путались, она не знала, куда деться от стыда, ее охватило необъяснимое смущение. Шан Сижуй с Чэн Фэнтаем хорошо знали, в чем дело, и незаметно покосились на Юй Цин.
Шан
