Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
После окончания представления господин Сунь с господином Ханем ушли первыми. Командующий Цао скользнул взглядом по сцене, развернулся и тоже удалился. Чэн Фэнтай по инерции хотел было пойти за кулисы, но тут его окликнул Фань Лянь. Вид у него был такой загадочный, словно он собирался обсудить что-то важное. Хоть Чэн Фэнтай всячески и выказывал нетерпение, Фань Лянь всячески уговаривал его задержаться – и уговорил-таки. Особенно Чэн Фэнтая раздражало то, что Фань Лянь не спешил говорить, а сперва непременно должен был проводить свою девушку домой. Чэн Фэнтай, вооружившись терпением, отправился провожать подругу Фань Ляня вместе с ним, и только когда тот отпустил водителя, они оба встали на улице, посреди царства холода и стужи, закурили и завели разговор.
– Зять, заметил ли ты что-то необычное на сегодняшнем представлении?
Чэн Фэнтай, не придав особого значения его словам, ответил:
– Имеешь в виду борьбу двух фракций в верхах? Тот, что по фамилии Сунь, считает, будто командующий Цао их человек, хвастался этим перед вторым по фамилии Хань. А тут оказалось, что Хань больше его знает о командующем Цао, и решил сразу же это показать. Затем Сунь захотел примириться с Ханем, – слова его прозвучали чересчур запутанно, и он сам над этим рассмеялся: – Ну что за беспорядок. А нас это как касается?
Фань Лянь с серьезным видом посмотрел на него:
– Говоришь, что господин Хань вовлечен во фракционную борьбу, а вот мне так не кажется, как по мне, он человек с другой стороны.
Чэн Фэнтай выпустил струйку дыма и, прищурившись, взглянул на него:
– С другой стороны? Японец, что ли? А по-китайски говорит так бегло, неужто шпион?
Фань Лянь, раздраженный его тупостью, возмущенно воскликнул:
– Ну куда тебя понесло! Я говорю о севере! После того как их разбили, они разбежались по всей стране! Никак их не могут уничтожить! [128]
Чэн Фэнтай в изумлении широко раскрыл глаза, подобное предположение показалось ему донельзя абсурдным:
– Да ты рехнулся! Как человек с той стороны посмел явиться, чтобы просить шкуру у тигра [129]?
Фань Лянь ответил:
– Это лишь мое предположение. Слышал, как он говорил, что в шестнадцатый год Китайской Республики был в Гуанчжоу [130], скрытый смысл его слов, эта манера держаться, что-то там о сплочении и совместной работе… Ай, попроси меня объяснить все странности, я и правда бы не смог. Короче говоря, я видел хоть и не всех чиновников, но множество из них, пусть даже он и не с той стороны, но уж явно не с этой, манера держаться у него совсем иная. Как я думаю, даже командующий Цао ясно это понял, при удобном случае выведай у него, что он думает обо всем этом.
Чэн Фэнтай кивнул:
– Ладно, я верю твоему чутью. Так что же мы, по-твоему, сегодня вечером связались с разбойниками? И ты ради этого отнял у меня половину вечера?
Фань Лянь зацокал, качая головой и браня его:
– Недаром говорят, что вы, южные мужчины, только и умеете что считать нитки с иголками, совсем как бабы, никакого широкого взгляда на мир!
Чэн Фэнтай нашел это забавным:
– Ну-ка, поделись со мной своим широким взглядом на мир.
– Тут настолько все очевидно, что и думать нечего! Если обе стороны прекратят колотить друг друга, не значит ли это, что мы снова сможем заняться торговлей в той стороне?
Улыбка пропала с лица Чэн Фэнтая, он продолжил молча курить. Чэн Фэнтай понял, какую торговлю имеет в виду Фань Лянь, уж точно он говорил не о чае и не о шелке, это все мелочи для отвода глаз. В шестнадцать лет Чэн Фэнтай, опираясь на имя семьи Фань, закупил товар, в двадцать с небольшим вновь объявился, подобно отшельнику с горы Дуншань [131], поддержал командующего Цао, достав ему двести тысяч даянов, да вдобавок оснастил целый полк. Какая торговля могла принести быструю прибыль в столь неспокойное для Китая время? Кроме опиума, противоречащего моральным принципам, это могла быть только продажа оружия. Младший дядя семьи Чэн когда-то давно уехал на учебу в Англию, да там и обосновался. Он навел для племянника мосты, чтобы тот занялся контрабандой, и теперь большая часть английского огнестрельного оружия на рынке продавалась под фамилией Чэн.
– Раньше мы боялись разозлить правительство, вот и не смели продавать туда слишком много оружия. Но если сегодня я все понял верно, этот путь к деньгам снова откроется.
Чэн Фэнтай только посмеялся над его словами:
– Путь к деньгам? Ты не представляешь, какая там нищета! А я с ними общался! Солдаты едят раз в день, и то только жидкую похлебку. А зимой на севере так холодно, что у командиров из зимнего обмундирования торчат клочья ваты, ни кусочка кожи или меха на всем теле. Зато люди там одаренные, цену сбивают вдвое, а за два ящика требовали с меня еще и масло с порохом. Еще немного, и мне самому придется им доплачивать! Только во имя японского сопротивления я помогу своим, вооружу вашу крепость семьи Фань, хорошо?
Чэн Фэнтай так много жаловался, в лице его и голосе не было ненависти, скорее искреннее негодование коммерсанта. Фань Лянь сказал со смехом:
– Тогда по рукам, ты предоставишь мне вооружение для крепости семьи Фань, цену рубим пополам, да еще накинешь мне пороха с маслом.
Чэн Фэнтай вскинул ногу, собравшись дать ему пинка под зад, однако Фань Лянь увернулся, струйкой дыма проскользнул в свой автомобиль и оттуда принялся подначивать Чэн Фэнтая.
Глава 19
Хотя Шан Сижуй и говорил медленно, с виду казался обладателем мягкого нрава, однако все его действия были необычайно точными и эффективными. Вот только проведя столько времени подле Чэн Фэнтая, он и сам принялся откладывать все на последний момент. В тот день, когда они с Юй Цин должны были сыграть оперу куньцюй «Любимая подруга», Шан Сижуй так затянул со сборами, что добрался до кулис уже в страшной спешке. Он никогда особо не интересовался работой актеров, а сейчас и вовсе ловил рыбу три дня, а сети сушил два [132], наблюдал только за теми пьесами, что ему самому нравились. К счастью, в «Любимой подруге» задействовано было не так уж много актеров, все они уже собрались, а Юй Цин как раз подводила брови.
