Бренная любовь - Элизабет Хэнд
– Как бы могущественна она ни была, – продолжал Суинберн, и глаза его вдруг вспыхнули, будто свечи, – что, если их будет двое?! Что, если трещина между мирами разверзнется? Что, если они прорвутся в наш мир?
Рэдборн тихо охнул – с изумленным смехом.
– Прорвутся? Н-да, нам всем чертовски повезло, что за главного тут Лермонт – вот как я думаю!
– Неразумное дитя! – завизжал Суинберн, роняя руку. – Он привез вас сюда как игрушку! Потехи ради!
– Наши с мистером Лермонтом договоренности вас не касаются, – процедил Рэдборн. – Я приехал сюда работать и писать. – Он безотчетно поднял глаза к потолку.
Суинберн сдавленно присвистнул и ткнул пальцем в потолок.
– Думаете, музу себе нашли, а?! Глупец, глупец! – заверещал он. – «Смерть сильна, честна и полнокровна!»[36] Погодите же! Однажды вы увидите свою богиню в гробу, обернете прядь ее волос вокруг запястья и не найдете в себе сил ее отрезать! От горя у вас вылезут кишки, вы будете валяться в собственном дерьме и крови! Посмотрим, какой великий шедевр вы не создадите тогда!
Рэдборн с яростью и жалостью взирал на человечка, качающегося в кресле из стороны в сторону. Суинберн, неистово моргая, стискивал голову обеими руками. Видимо, это его успокоило; он скинул с плеч накидку, поднялся и прошел через комнату к книжным полкам.
– Вы тоже член этого сраного фольклорного общества, мистер Кобздох?
– Нет.
Суинберн встряхнул длинными волосами и ущипнул себя за подбородок. Он снял с полки один том и начал потрясать им перед лицом Рэдборна.
– Глядите! Глядите! Это моя книга! Бесстыжая воришка! Она у всех что-то крадет!
Рэдборн решил, что это стихи самого Суинберна, но ошибся. На зеленой обложке маленького томика было оттиснуто заглавие красной краской: «Старинные сказки, предания и прибаутки самого дальнего Запада».
– Эти истории собирал Лермонт, – сказал Суинберн. – Книжку подарил мне Инчболд, когда я впервые приезжал к нему в Тинтагель. Мне они показались презанятнейшими. Теннисон потом признался мне, что и его они заинтересовали.
– Я думал, Теннисон умер, – буркнул Рэдборн.
– Сарказм – оружие дьявола. – Суинберн с горящими глазами листал страницы. – Надо же, я ведь совсем про них забыл!
Он посмотрел на Рэдборна.
– Может, вам от них будет больше проку. – Он захлопнул книгу и протянул ее Рэдборну.
– Благодарю.
Он раскрыл ее на титульном листе.
В верхнем правом углу стояла подпись: «Алджернон Суинберн».
Сборник легенд, суеверий и преданий корнского народа
Составитель и редактор Томас М. Лермонт
Фольклорное общество Большого Лондона, 1879
– Спасибо! – Он одарил Суинберна натянутой улыбкой и закрыл книгу. – В Нью-Йорке я работаю иллюстратором в одном журнале… Это действительно может мне пригодиться.
Суинберн вяло отмахнулся.
– Поступайте с ней, как сочтете нужным.
Вдруг он поднес палец к губам. Сверху донесся голос доктора Лермонта и шаги. Суинберн обратил к Рэдборну раскрасневшееся лицо.
– Мне нужно спешить! Хозяин дома, где я остановился, будет беспокоиться, если я не вернусь до темноты.
Он помедлил.
– Если пожелаете, можете рассказать о нашем разговоре Лермонту. Он не имеет надо мной никакой власти. И никогда не имел.
– Вы пойдете пешком?
– Конечно. – Суинберн опять набросил на плечи накидку, отчего принял весьма строгий вид. – Но вам я не рекомендую так делать, вы пропадете на пустоши. Здешние трясины набиты человеческими костями.
Он коротко поклонился.
– Я буду чрезвычайно удивлен, если мы когда-нибудь свидимся.
– Что ж. – Рэдборн поднял в воздух подарок. – Премного благодарен за книгу. И я еще тогда, в ресторане, хотел вам сказать, что ваша поэзия… она…
У него вдруг загорелись уши, и он смущенно пожал плечами. Суинберн улыбнулся.
– Как пламя рождена, не кинется ль сжирать?[37] – тихо произнес он, затем протянул к Рэдборну тощую ручонку и погладил его по плечу. – Храни вас Господь, мистер Комсток.
В вихре темно-зеленого и серо-рыжего он отбыл.
Глава 7. Высший пантеизм
В просторной комнате, куда Дэниел вошел вслед за Бальтазаром Уорником, стояла приятная и доброжелательная атмосфера. По стенам тянулись книжные полки; всюду стояли кожаные кресла, оттоманки и библиотечные столы, заваленные всякой всячиной – книгами, старыми журналами, свитками акварельной бумаги. Дэниел приметил хлипкую библиотечную лестницу и мраморный камин, в котором горело ровное голубое пламя.
– Как уютно, – сказал он, восхищенно оглядываясь по сторонам.
Казалось, что стены сплошь завешаны книжными полками, однако сами книги частично прятались за картинами, которые были закреплены прямо на полках или стояли на полу. Картины висели даже на окнах, закрытых тяжелыми портьерами.
– Простите за беспорядок, господа!
Перед дубовым буфетом стоял мужчина с коротким «ежиком» седых волос, в превосходно скроенном костюме из хорошей ткани с легким голубым свечением – так светится в сумерках снег. Он был высокий и худощавый, почти кожа да кости; лицо, несмотря на морщины, казалось моложавым, а бледно-серые глаза – белесыми, с пулевыми отверстиями черных зрачков посередине.
– Я никому не разрешаю здесь убираться. Приходящие уборщики однажды выбросили только что приобретенную мной работу Бет Лав. Рассел Лермонт, – представился он, протягивая руку Дэниелу.
– Дэниел Роулендс.
Лермонт вновь повернулся к буфету, на полках которого поблескивали рубиновые и янтарные графины.
– Что будете пить, Дэниел?
– Скотч, пожалуйста. Без льда.
– Бальтазар?
Уорник меланхолично улыбнулся Лермонту и уселся в кресло.
– То же самое, Рассел. Благодарю.
Дэниел подошел к громоздкой картине, висевшей перед книжными полками. На ней был изображен высокий черноволосый мужчина на краю обрыва, на фоне пылающего неба, с мечом в одной руке и шлемом в другой, отстраненно глядящий в бездну. Картина была написана не на холсте, а на дереве. Выбор темы, персонажа и его позы казался типично прерафаэлитским, однако Дэниелу стало не по себе, когда он присмотрелся к лицу рыцаря. Хищный и одновременно и изможденный взгляд, лицо – не лицо, а мешанина зеленовато-белых и красных мазков. Такое мог бы написать Альберт Пинкхем Райдер, но никак не Эдвард Берн-Джонс. Перспектива тоже была нарушена. Дэниел не сразу сообразил, что предметы на картине не отбрасывали тени.
Он нахмурился. Куда этот рыцарь смотрит, что высматривает? Он попытался разобрать слова на маленьком, залепленном патиной шильдике: «КАК ОНИ ВОШЛИ».
Шильдик помещался не посреди рамы, а в нижнем правом углу, и справа от него торчала обломанная металлическая петля. Фрагмент подписи был утерян.
Дэниел внимательно ее изучил, затем вновь поднял глаза на картину.
Как они вошли…
Куда? И кто «они»?
В
