Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон
Если бы они вернулись в Кенсингтонский дворец, то сидели бы в томительном ожидании похорон под аккомпанемент завываний и причитаний за воротами. «К счастью, мы могли горевать и пытаться собраться с мыслями в уединении, – вспоминал Уильям. – Мы и представить не могли, что реакция на ее смерть будет столь ошеломительной»16.
Подготовка похорон принцессы проходила при участии группы дворцового персонала со стороны королевы, представителей аппарата премьер-министра и семьи Спенсеров. До раннего утра они согласовывали траурную процедуру, которая должным образом соответствовала бы уникальной личности Дианы. Рано утром в понедельник старшие сановники аппарата королевы – личный секретарь королевы Феллоуз, его помощник Жанврин и лорд-камергер 13-й граф Эйрли – закончили работу над проектом похорон, который они сочли наконец достойным памяти Дианы и ее жизни.
Это была работа «с чистого листа», как выразился граф Эйрли, так как в истории не существовало прецедентов. Идея состояла в том, чтобы организовать церемонию похорон так, чтобы в ней гармонично сочетались старое и новое, традиции и инновации. Гроб с телом Дианы было предложено поместить на лафет, запряженный лошадьми, и доверить его сопровождение двенадцати валлийским гвардейцам. Стандартная процессия из военных заменялась шествием из пятисот сотрудников благотворительных организаций, с которыми работала Диана 17. Эйрли говорил: «Было важно представить ту часть людей, которые обычно не приглашаются в аббатство, – тех, с кем ассоциировалась Диана».
Все с беспокойством ждали вердикта королевы. К счастью, Елизавета согласилась с предложенным планом и дала понять, что королевская семья не отстраняется от события. «Она вполне разделяла мнение насчет приглашения людей из сферы благотворительности», – вспоминал придворный Малкольм Росс 18. Пресс-секретарь Блэра Аластер Кэмпбелл восхитился гибкостью и креативностью монарха, даже готовностью к риску – обычно такие термины не ассоциируются с главой государства.
Елизавета, однако, возразила против некоторых моментов, в частности, против того, чтобы ее семья провела период траура в уединении в Шотландии. Она также не соглашалась с требованием графа Спенсера о погребении Дианы в Элторпе[28], а не во Фрогморе. Препирательства между домом Спенсеров и домом Виндзоров продолжались всю неделю. Архиепископ Кентерберийский так вспоминал об этом: «Я послал ректору Вестминстера первый вариант молитв, которые я предполагал прочитать на похоронах, ожидая в ответ получить комментарии от всех, кого это касалось. Каково же было мое изумление, когда реакция выявила большую ожесточенность [между сторонами]. Мне сказали, что семья Спенсеров не хотела никакого упоминания королевской семьи в молитвах. В ответ Букингемский дворец настаивал на включении специальной молитвы о королевской семье и, кроме того, требовал изъять слова “народная принцесса”. Меня это опечалило, я считал важным, чтобы в молитвах все было правильно и учитывались интересы всех сторон. Это было время чрезвычайной растерянности, и напряжение отражалось на всех».
Архиепископа также беспокоило, что 9-й граф Спенсер, младший брат Дианы, был приглашен обратиться к присутствующим, хотя традиционно на панихидах служило только духовенство. Глава англиканской церкви связался с графом и попросил его обратиться с христианским посланием надежды и вечной жизни в Боге, однако разговор оставил у архиепископа впечатление, что Спенсер имел собственные соображения по поводу того, что следует сказать.
Назревал еще один конфликт, который потенциально грозил более серьезными последствиями, чем противоречия между Спенсерами и Виндзорами. Он касался разногласий между Сент-Джеймсским и Букингемским дворцами, а конкретно между советниками королевы и принца Чарльза. Пиарщики Чарльза попытались представить принца на фоне всех этих событий как решительную и демократичную личность, выгодно отличавшуюся от окружения королевы – якобы нерешительного, медлительного, прятавшегося за прецедентами и традициями. По версии «партии» Чарльза, Елизавета вначале будто бы возражала против использования королевского самолета для транспортировки гроба с телом Дианы. Это вызвало бурное возмущение в Букингемском дворце, и, как говорили, заместитель личного секретаря Робин Жанврин сказал королеве: «А что бы вы предложили, мадам, перевезти ее в грузовике Хэрродс?» (этим универмагом владел Аль-Файед). Кроме того, распространялся слух о том, что по распоряжению королевы гроб должен был оставаться в общественном морге в Фулхэме на западе Лондона и что якобы Чарльз по собственной инициативе отменил это распоряжение.
На самом деле королева и ее личный секретарь сэр Роберт Феллоуз с самого начала согласовали и отправку самолета в Париж, и публичное прощание в Королевской часовне, и похороны в полном соответствии с принятым церемониалом. По словам одного официального лица, который присутствовал при подготовке к похоронам в течение той недели, «одним из самых неприятных моментов, которые имели место в те ужасные дни, было противостояние между двумя дворцами»1920. Словом, лагерь Чарльза был готов подставить любого, включая и королеву, и других членов королевской семьи, чтобы выгородить принца. Это противостояние продолжалось еще долгое время после похорон Дианы.
Споры велись и о королевском штандарте – надлежит ли ему присутствовать или отсутствовать. Еще один спорный вопрос заключался в том, стоит ли мальчикам сопровождать похоронный кортеж. Граф Спенсер заявил, что он один пойдет за гробом, но представители королевской семьи напомнили, что по традиции умершего должны сопровождать все близкие родственники по мужской линии. Проблема оставалась нерешенной до самого вечера накануне похорон. Сыновья Дианы служили чем-то вроде волана, который одна сторона перебрасывала другой.
Один из помощников с Даунинг-стрит вспоминал «один удивительный случай», который произошел, «пока мы разговаривали по громкой связи с Жанврином, который, как мы думали, был один. Представитель Спенсеров говорил о том, каким должно быть участие детей. Вдруг из аппарата раздался рокочущий голос принца Филиппа и прервал говорившего: “Прекратите говорить нам, что делать с этими мальчиками! Вы говорите о них, как о неодушевленных предметах. Вы представляете себе, что они сейчас переживают?” Это было замечательно. Его голос срывался от волнения, действительно, это был голос деда». Позднее герцог еще раз неожиданно вмешался: «В данный момент мы беспокоимся за Уильяма. Он убежал куда-то в горы, и мы не можем его найти»21.
Двадцать лет спустя Уильям попытался объяснить сумбурные чувства, пережитые им в ту ужасную неделю: «С этим ничто не может сравниться. Ничто. Это как если землетрясение обрушило дом, жизнь, все. Мозг совершенно взорван. Осознание происшедшего пришло не сразу»22. Он нашел утешение у бабушки, которая, как он потом рассказывал, «понимала некоторые более глубинные вещи, которые открываются в момент, когда теряешь любимого человека»23.
В то время как дети искали утешения в семье, а старшие члены королевской семьи и их советники
