Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон
12-летний принц Гарри был в замешательстве. По предложению королевы он вместе со старшим братом присутствовал на воскресной церковной службе в Крати, но о смерти матери там не было сказано ни слова ни в проповеди, ни в молитвах. Наоборот, приезжий священник преподобный Адриан Варуэлл не отклонялся от заготовленной речи о доме вечном и даже пошутил о шотландском комике Билли Коннолли. Неудивительно, что Гарри спросил: «А мама и вправду умерла?»11 Шотландский священник Роберт Слоун позже объяснял, что не упомянул покойную принцессу, боясь еще больше расстроить мальчиков, но все это вполне служило подтверждением слухам о том, будто королевская семья холодно и равнодушно отнеслась к смерти их матери.
Несомненно, то, что не все члены королевской семьи восприняли кончину Дианы близко к сердцу. Принцесса Маргарет совершенно вычеркнула ее из своей жизни после того, как та высказала сомнение в соответствии Чарльза королевскому статусу и упомянула о своем стремлении стать «королевой людских сердец» в телепрограмме «Панорама». Маргарет сочла эти заявления предательством по отношению к наследнику, и, кроме того, для нее существовала только одна королева – ее сестра. Маргарет и слышать не хотела о Диане и требовала такого же отношения к ней от своих детей, Дэвида и Сары. Сестра королевы была сильно раздражена тем, что ей пришлось остаться в Балморале во время дворцового траура вместо того, чтобы улететь в солнечную Тоскану на свой ежегодный культурный отдых. Она жаловалась на «суету» вокруг смерти Дианы, но, как и сестра, беспокоилась о душевном состоянии Уильяма и Гарри. «Ужасно потерять мать в таком возрасте, да и день рождения маленького Гарри совсем скоро», – сказала она 12.
Подобно Гарри и Уильяму, миллионы людей по всему миру не могли поверить в реальность смерти принцессы. Осознание огромной потери пришло только тогда, когда самолет British Aerospace 146 с гробом принцессы на борту прибыл из Парижа на авиабазу Нортхолт на западе Лондона. В полном молчании, в присутствии премьер-министра и других высших государственных и военных лиц шесть военных летчиков несли по летному полю гроб, задрапированный королевским штандартом.
Если семья Спенсеров еще не осознала, что похороны в узком семейном кругу не соответствовали положению принцессы, то проезд траурного кортежа по магистрали A40 стал мощным подтверждением этому. Тысячи людей заполнили обочины вдоль дороги и наблюдали, не скрывая слез, с мостов и с высоких точек за проезжавшей мимо них траурной процессией. Сначала гроб поместили в частном морге на западе Лондона, а затем установили для торжественного прощания в королевской часовне Сент-Джеймсского дворца.
Масштаб всеобщей скорби стал неожиданностью для многих, не только для королевской семьи. В воскресное утро водитель принцессы Маргарет Дейв Гриффин обсуждал трагическую новость с офицером полицейской охраны у Кенсингтонского дворца. Офицер предполагал, что у стен дворца вскоре появятся букеты от почитателей Дианы. Он не мог предположить, что женщина, которую он ежедневно приветствовал взмахом руки, затронула струны в душах миллионов людей во всем мире. К концу дня Кенсингтонский дворец представлял собой колышущийся холм из цветочных букетов, тетрадок со стихами, картин и зажженных свечей.
Как и предсказывал Кэри, образ Дианы и образ королевской семьи, столь противоположные друг другу, пришли в столкновение. Теплота, доступность и естественность, чувствовавшиеся в Диане, контрастировали с холодностью, равнодушием и отчужденностью дома Виндзоров, члены которого использовали долг и традицию как щит.
В последующие несколько дней Британия отдалась во власть цветам. Нескончаемые букеты и разлитые в воздухе цветочные ароматы свидетельствовали о любви и уважении людей к Диане, которая всю жизнь, как они считали, страдала от пренебрежения высших кругов власти. Тысячи людей, большинство из которых никогда не встречались с принцессой, пришли к Кенсингтонскому дворцу, чтобы отдать ей долг уважения. Так они выражали свою искреннюю скорбь, печаль, вину и сожаление. Совершенно незнакомые люди обнимали и утешали друг друга. Кто-то молился. Некоторые скорбели о принцессе больше, чем об умерших членах своих семей.
Церковная служба в Крати, где имя принцессы не было упомянуто, шла вразрез с чувствами людей. Стали раздаваться негодующие голоса, ибо дворец казался более занятым соблюдением протокола, чем сочувствием к удрученному населению. Поначалу полиция даже не разрешала людям возлагать цветы у королевских резиденций. Тем, кто хотел отдать дань уважения в письменной форме, приходилось ждать часами, чтобы сделать запись в немногочисленных книгах соболезнования.
Факт отсутствия королевского штандарта на флагштоке Букингемского дворца, – а он поднимался только тогда, когда во дворце находилась королева, – вскоре привлек всеобщее внимание. Отсутствующий или приспущенный штандарт оценили как намеренное отстранение монарха от потрясшей всех трагедии. Газета Sun написала без обиняков в своей обычной манере: «Где находится королева в момент, когда она нужна нации? Она пребывает в 550 милях от Лондона, в котором сейчас скорбит британский народ».
В этой критике заключался горький парадокс. В прошлом королеву обвиняли в том, что она ставила долг выше материнства, особенно в отношении детских лет принца Чарльза и принцессы Анны. Теперь же на Елизавету нападали за то, что, заботясь о внуках и сострадая их горю, она пренебрегла своими обязанностями перед нацией. Находясь в Балморале, королева прежде всего пеклась о том, чтобы успокоить внуков. Точно так же и прежде, в 1979 году, она взяла Тимоти Нэтчбулла под крыло своего «неусыпного материнства»13 и помогала ему прийти в себя после террористического акта, принесшего смерть многим членам семьи Маунтбеттенов. Принц Филипп также постоянно был вместе с внуками, утешая их. Вместе они готовили еду для пикников, а принцесса Анна брала Гарри на прогулки по поместью, исследуя населяющий его животный мир. Вместе с Питером и Зарой Филлипс мальчики катались на квадроциклах и на лошадях, охотились.
Чарльз выкроил время между бесконечными переговорами, чтобы посмотреть с сыновьями старые альбомы с фотографиями, и они вместе вспоминали связанные с ними истории. Гарри нашел утешение у компаньонки Тигги Легг-Бурк, которую он называл своей «второй матерью»14.
В эту страшную неделю Уильям и Гарри мужественно пытались перенять стойкий дух своей семьи. «Понимаете, я все время повторял про себя, что моя мать не хотела бы видеть меня расстроенным, – вспоминал годы спустя Уильям. – Она бы не хотела видеть
