Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон
Эти слова вызвали недоумение персонала, поскольку просторечные выражения были не в обычае у Елизаветы и свидетельствовали о том, что она находится в шоке. Возможно, королева имела в виду, что авария была делом рук кого-то из многочисленных врагов Мохаммеда Аль-Файеда, наметившего своей жертвой его сына, а Диана оказалась невинно пострадавшей. Зловещие планы, кровавые интриги и хладнокровные заговоры – все казалось возможным в эти тяжелые предрассветные часы.
Время шло, и новости становились все хуже. Теперь сообщалось, что медики боролись за ее жизнь. В это время Диана уже находилась на искусственном дыхании, давление было очень низким, и произошла остановка сердца. Пока принц Чарльз готовился к вылету во Францию, чтобы быть рядом с Дианой, посол сообщил, что она умерла.
Новость прорвала внутреннее напряжение, и принц Чарльз разразился слезами, повторяя снова и снова: «Чем мы это все заслужили?» Первая его мысль была о том, что в трагедии обвинят его, и это оказалось во многом верным. Свои опасения Чарльз высказал Камилле, которая находилась у себя дома в Уилтшире, а также своему помощнику Марку Болланду. Принц был раздираем между долгом и своими эгоистическими интересами, и Чарльз-человек в те минуты пересиливал Чарльза-наследника. Он ожидал, что мир сойдет с ума после трагической новости, и это погубит монархию 3.
Опасения Чарльза по поводу будущего монархии усугублялись мыслью о сыновьях, которые только что потеряли мать. Пока советники королевы и принца работали над официальным заявлением о смерти Дианы, Елизавета благоразумно распорядилась убрать радио и телевизор из комнаты детей. Она не хотела, чтобы они узнали о новости от кого-то, кроме отца. Уильям и Гарри, как обычно, стояли для нее на первом месте.
Когда погиб Маунтбеттен, королева тоже находилась в Балморале. После первого шока, во время которого мозг отказывался поверить в происходящее, королевской семье и советникам не пришлось ничего изобретать по поводу церемонии похорон. Дядя Дики тщательнейшим образом расписал всю процедуру вплоть до последней запятой. Что касается впавшей в немилость Дианы, которая после развода добровольно отказалась от своего титула «Ваше королевское Высочество», то в этом случае все, включая королеву, вступали на неизведанную территорию.
Хотя Диана и являлась матерью будущего короля и его брата, но с момента развода она перестала быть частью королевской семьи. Она не только проводила большую часть времени в США, но уже несколько лет не посещала королевские семейные встречи. В последний раз королева виделась с ней на конфирмации[27] Уильяма, состоявшейся в марте, за пять месяцев до трагедии.
Семья Спенсеров выразила желание, чтобы похороны Дианы прошли в узком семейном кругу и завершились поминальной службой. «Когда я позвонил, – вспоминал один из бывших сановников двора, который в тот момент находился за границей, – там царила атмосфера неопределенности, делать ли их [похороны] частными или публичными. Если это оставалось частным делом, то необходимость в протокольных мероприятиях отпадала».4
Распоряжения по поводу погребения друга Дианы Доди Аль-Файеда были быстрыми и четкими. Всего через несколько часов после прибытия гроба из Парижа он был похоронен на мусульманском кладбище в Уокинге на юге Лондона после погребальной церемонии, прошедшей в узком кругу.
В отличие от Доди, Диана представляла собой личность мирового масштаба, что прекрасно понимали и высшие королевские чины, и новый премьер-министр Тони Блэр. Последний в тот момент находился в своем избирательном округе в Седжфилде на севере Англии, и ему сразу стали ясны глобальные последствия этой трагедии. Премьер-министр предупредил своего пресс-секретаря Аластера Кэмпбелла: «Ее будут оплакивать так, как никого и никогда в мире»5.
После переговоров с дворцом и Даунинг-стрит Спенсеры согласились, что семейные похороны не соответствуют статусу такой популярной личности, как Диана. Важную роль в переговорах сыграл личный секретарь королевы сэр Роберт Феллоуз. Будучи женат на старшей сестре Дианы Джейн, он сумел склонить семью Спенсеров в сторону более пышных и публичных похорон принцессы.
А в Балморале принц Чарльз морально готовился к тому, чтобы сообщить сыновьям трагическую весть. В 7:15 утра он разбудил 15-летнего Уильяма и рассказал ему о катастрофе. Уильям позднее вспоминал: «Я знал, что-то было не так. Я всю ночь просыпался»6.
Отец сказал ему, что собирается лететь в Париж и что они с Гарри остаются вместе с бабушкой и дедушкой в Балморале. «Слава Богу, что мы все вместе, – тут же откликнулась королева-мать. – Мы позаботимся о них»7.
Состояние королевы в те дни придворные называли «железным хладнокровием». Как и другие члены семьи, она пыталась справиться с потрясением, занимаясь привычными делами. К счастью, в замке гостили сын принцессы Анны Питер Филлипс и официальная компаньонка принцев Тигги Легг-Бурк: они помогали отвлекать мальчиков.
Перед тем как уйти на утреннюю церковную службу, королева поговорила с премьер-министром. К этому времени семья выпустила краткое заявление, в котором, в частности, говорилось: «Королева и принц Уэльский глубоко потрясены и опечалены этой ужасной новостью»8.
Королева сообщила премьер-министру, что других заявлений от дворца не последует, но она не имеет ничего против, если утром он публично отдаст дань уважения принцессе. Позднее Блэр вспоминал: «Больше всего она беспокоилась о том, как перенесут трагедию мальчики. Безусловно, она была опечалена новостью и думала о том, каким образом это отразится на Короне, потому что королева очень хорошо понимала, что такое общественное мнение и как оно работает. В нашем первом разговоре мы договорились постоянно держать руку на его пульсе»9.
К тому времени Блэр занимал должность премьер-министра всего четыре месяца, и теперь ему предстояло пройти по территории придворных интриг, которая лейбористскому политику была совершенно неизвестна. Так, он ничего не знал о трениях между семьями Спенсеров и Виндзоров и между принцем Уэльским и королевой. В своей речи, произнесенной в то воскресное утро, он передал эмоциональный шок и смятение, который переживала нация от потери такой молодой и яркой личности. Блэр сказал среди прочего: «Она была народной принцессой и ею останется, теперь и навсегда ее место в наших сердцах и в нашей памяти».
Хотя эти слова о народной принцессе были произнесены безо всякого умысла, в некоторых кругах они встретили недоброжелательный отклик. Во время выступления Блэра архиепископ Кентерберийский Кэри подумал, как бы обожествление Дианы
