Мы были первыми - Алексей Ефремович Шилов
— Промолчал, — ответил Колька.
— И то ладно. Уж больно он у тебя крут.
— На него когда как наедет, — по-отцовски усмехнулся Колька.
— Тут дело не в наезде. Он видит, что у сына на груди кусочек красного знамени, под которым сам сражался за свободу, вспомнил, поди, былые годы, вот и промолчал. Боец он стойкий был, да не до конца понял свое место в жизни. Я, мол, себе свободу завоевал — теперь, как хочу, так и живу. А не видит, что кулачье трудовой народ угнетает. Эх, большевика, большевика нам грамотного надо! Он бы твоему отцу открыл глаза-то.
— Костя говорил, что будет в уездном комитете добиваться еще двух учителей для нас. А новые учителя — они все большевики, — сказал Колька.
— Вот и мы их ждем. Куда путь держите? — поинтересовался дядя Егор.
— К Петьке идем, — ответил Колька.
— А мне в кузницу надо. Жнитво на носу, жнейку налаживаем.
Он пошел своей дорогой, мы — своей. Когда проходили по Ерофееву проулку, со двора из-за плетня нас окликнула Настя. Мы подошли к плетню. Настя боязливо огляделась по сторонам, быстро зашептала:
— Коля, я тебя что попрошу, ты сделаешь?
— Хоть в воду, хоть в огонь прыгну! — с готовностью отозвался Колька. Настя опять оглянулась: нет ли кого и, волнуясь, сказала:
— Передай Косте, чтобы он нынче, как смеркнется, пришел к той ветлине, где первый раз мы с ним повстречались.
— Ладно, передам.
— Да чтобы никто не прознал об этом.
— Понимаю, не маленький.
Настя быстро отошла от плетня, мы тоже.
— Айда в нардом, Костя там должен быть, — шепнул мне Колька.
Мы тут же отправились выполнять поручение. Когда Колька отворил скрипучую входную дверь, к его ногам упала сложенная вчетверо записка. Колька поднял ее, развернул.
— Глянь-ка, записка.
— Что в ней написано? — спрашиваю.
— Не разберешь… Как свинья хвостом виляла, — говорит Колька, потом начал по слогам читать:
«Ежели станешь ребят с девками мутить, ребятишек баламутить, то башку тебе набок свернем. Так и знай!»
— Это они Косте грозят.
В это время Костя громко из пионерской комнаты:
— Кто там?!
— Это я с Петькой, — тоже громко отозвался Колька.
— Входите смелее, чего вы там шепчетесь?
— Записку показать ему? — спрашивает Колька.
— Не надо, — говорю я.
Мы вошли в пионерскую комнату. Костя сидел за столом. Он рисовал плакат. Потом положил кисточку, быстро встал и поднял руку над головой:
— Будьте готовы!
— Всегда готовы! — дружно ответили мы, тоже вскинув руку. Пионеры теперь только так здоровались между собой.
Колька забыл, что у него в правой руке записка. Разжал кулак, она и упала на пол.
— Что это? — спросил Костя, поднимая с пола записку.
Мы переглянулись. Деваться было некуда, Колька сказал:
— Толстопузики тебе грозят.
Костя молча прочитал записку.
— Волков бояться — в лес не ходить.
Порвал ее на мелкие клочки и бросил в голландку.
— Ну, как жизнь? — весело обратился он к нам. — По делу пришли или просто так?
— По сурьезному делу, — сдвинул Колька брови.
— Даже по серьезному! Тогда выкладывайте скорее.
— Настя сказала, чтобы ты нынче в сумерках пришел к ветлине, где первый раз повстречал ее.
Костя так весь и просиял.
— Спасибо, ребята. Обязательно приду.
— Только, чтобы ни одна живая душа не прознала об этом, — наказал Колька, даже пальцем погрозил.
Костя улыбнулся.
— Это Настя так просила?
— Да.
— Будет исполнено. Вы-то, надеюсь, умеете язык за зубами держать.
— Умеем, об нас не сумлевайся, сам гляди не оплошай, — еще раз наказал Колька, и мы ушли, чтобы не мешать Косте рисовать.
На улице Колька сказал мне:
— Надо дяде Егору про записку сказать. Тут дело не шутейное. Большевика-лавочника убили, теперь Костю стращать начинают.
— Идем, — говорю, — скажем.
В кузнице дяди Егора не оказалось, дома тоже не было. Он с тремя мужиками, с которыми сложился косить, лобогрейку около завозни налаживал.
Колька отозвал его в сторону, за стенку.
— Что за беда стряслась? — загудел дядя Егор.
— Тише ты баси, — нахмурился Колька, — толстопузики записку Косте подбросили, голову грозят свернуть ему!..
— Так, так!.. А Костюшка-то знает про это? — засипел дядя Егор. Он мог только громко разговаривать, а шепотом у него не получалось.
— Знает.
— Ну и как?
— Говорит: «Волков бояться — в лес не ходить».
Дядя Егор обрадовался.
— Значит, не испугался? Стало быть, небоязливый. Рабочий класс робкого не пришлет. Только вот что, ребята, вы уже не маленькие, понимаете, чем туг дело пахнет. Глядите в оба, прислушивайтесь к разговорам… Ежели заметите что неладное, немедля дайте знать мне. А я ужо с Митей покалякаю. Пусть он с ребятами Костюшку под свою опеку возьмет. Поняли?
— А то как же.
— Вот и хорошо. А теперь ступайте.
Когда мы отошли от завозни, Колька говорит мне:
— Ужо будем с тобой Костю охранять.
— Как охранять? — не понял я.
— Обыкновенно. Я с одной стороны ветел, ты — с другой. Настя-то ведь от Фомки хоронится. По осени он жениться собирался на ней, а она теперь раздумала идти за него. Ей Костя по душе. Фомка теперь и бесится. Каждый вечер подсылает кого-нибудь из попенковой банды следить за ней: не встречается ли она с Костей. Только смотри, чтобы ни Костя, ни Настя не заметили тебя, а то подумают: мы подглядываем за ними. Костя осерчать может. Наше дело, чтобы им не помешал никто. А коли опасность нагрянет, упредить их или Митьку с мадьярами на помощь позвать. Уразумел?
— Чего же тут не понять? Когда выйдем на охрану?
— Как солнышко сядет, чтобы там быть.
На этом и порешили.
Перед закатом солнца я незаметно прокрался в Семеновы ветлы. Облюбовал себе на крохотной полянке местечко под кустом, неподалеку от той ветлины, где Настя будет Костю дожидаться, и сел там. Тропинка рядом. Кто пойдет по ней — сразу увижу. Кроме тропинки, через эту заросль нигде не пролезешь: густая очень. Не успело солнышко спуститься за гору, а Костя уже тут как тут, будто из-под земли вырос. Он прошел к ветлине и стал там ждать. Начало смеркаться, а Насти все нет. Стемнелось, а она все не идет. Косте, наверно, сделалось не по себе. Он принялся ходить по тропинке то туда, то сюда.
Взошел горбатый месяц, стало немножко светлее. Вдруг со стороны огородов зашуршали ветлы. Костя от ветлины метнулся в ту сторону, и в двух шагах от меня встретился с Настей. Они остановились друг против дружки.
— Настенька! Наконец-то!.. — обрадовался Костя.
— Заждался?
— Думал: не придешь.
— Отец только сейчас вышел из дома с мужиками покалякать.
— А
