Мы были первыми - Алексей Ефремович Шилов
Пропеть до конца не успел.
А когда Костя пропел четвертый куплет:
С улыбкой юный барабанщик
На землю сырую упал,
Умолк наш юный барабанщик,
Его барабан замолчал… —
Васька расплакался.
— Ты что? — спросил его Костя. Васька, всхлипывая, ответил:
— Жалко его…
Попенок засмеялся.
— Э-э, от песни раскис!.. Плакса, три копейки вакса!
Костя строго посмотрел на него.
— Тут смеяться нечего. Мне тоже жалко его, юного барабанщика. Но послушай, Вася, конец песни.
…Промчались годы боевые,
Закончился славный поход.
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет!
— Понимаешь, Вася, мальчик погиб за рабоче-крестьянское счастье, зато песня живет, и люди всегда будут помнить о нем.
Песня всем очень полюбилась, особенно Кольке. Он все время напевал ее, то и дело спрашивал меня:
— А дальше какие слова?
Потом мы стали резвиться: прыгали через костер, играли в чехарду. Под конец наелись печеной картошки и улеглись спать. Стало тихо. Только слышно, как трещал костер, фыркали лошади да кричала перепелка: «Спать пора! Спать пора!».
Над нами усыпанное звездами небо. Под нами душистая мягкая трава. Рядом притих черный лес. А далеко за холмами на полночь с заката на восход прокрадывалась заря.
На другой день под вечер Колька собрал нас в землянке, которую мы смастерили в канаве на гумне. Землянка эта называлась «штаб буденовской армии», над ней все время развевался красный флажок.
Кольке не терпелось узнать: все ли ребята завтра вступят в пионеры. Ребята молчали, сопели, глядели в разные стороны.
Колька нахмурился.
— Вы что, подавились?
Тогда Степка, почесывая себе коленку, виновато пробубнил:
— Мамака сказала мне: «Ежели в антихристы запишешься — домой не приходи».
— А мой тятяка говорит: «Я тебе такого пиванера пропишу, ни сесть, ни лечь нельзя будет», — заговорил другой парнишка.
Васька вздохнул:
— Лелека грозилась мне голову оторвать и собакам выбросить.
— «Мамака, тятяка, лелека», — передразнил их Колька. — Царь революционеров на каторгу ссылал, в тюрьмы сажал, убивал, а они все одно боролись против него, а вы хворостинки испугались. Меня тоже ведь за это по головке не погладят.
— А чего тебе дома сказали? — упорно допытывался Степка.
— Ничего.
— Вот видишь! — злорадно усмехнулся Степка. — Тебе-то хорошо…
— Я без спроса вступлю, — тихо пояснил Колька.
Ребята переглянулись. Степка удивленно вытаращил свой единственный глаз. Мы все понимали, что это значит, понимал и Колька.
Чтобы как-нибудь ободрить его, говорю:
— Я тоже без спроса вступлю.
Колька с радостью взглянул на меня. Но я-то хорошо знал, что мне за это дома ничего не будет, а вот ему…
Как вспомню его грозного отца — у меня сразу мурашки по спине забегают. Степка, решив хоть немножко оправдаться, сказал:
— Ты, Коль, считай, что мы тоже пионеры, только без галстуков, а когда вырастем большими, сразу вступим в комсомольцы. Тогда отец с матерью, небось, побоятся пороть нас.
И вот мы в красном уголке клуба. Нас всего-навсего пятеро. Четыре мальчишки и одна девчонка Таня. Тихая, глаза синие. Мама, наверно, вот такая была девчонкой. Только у мамы нос вострый, а эта курносенькая.
В селе детдомовских ребят много, а вступали в пионеры только мы трое: я, Андрюшка и еще один Славка — отчаянный.
Его здесь прозвали живорез, хотя он сроду никого не резал, только складной ножик всегда с собой носил. Один раз толстопузики хотели его поколотить, а он выхватил свой ножик да за ними. Они врассыпную от него. С тех пор боятся Славку, как огня, и прозвали живорезом.
Жил Славка там, где и Андрюшка, в Оторвановке, поэтому я редко с ним встречался.
Мы думали: Костя огорчится, что нас так мало вступает в пионеры. Но он не тужил, весело улыбался, говорил нам:
— Не горюйте, ребята! Вас мало, зато вы — самые смелые, решительные! Вы будете стойкими юными ленинцами. Пройдут многие годы, вы станете комсомольцами, потом — большевиками. Когда вас пригласят на пионерский сбор и попросят рассказать, как создавалась в селе пионерская организация, вы с гордостью скажете им: «Мы были первыми!».
Отныне красный уголок будет называться «пионерской комнатой». Здесь мы будем проводить пионерские сборы, здесь будет храниться пионерское знамя и здесь под красным знаменем, перед портретом Владимира Ильича вы дадите пионерскую клятву верности делу партии. Здесь я повяжу вам на шею красный галстук — цвета рабоче-крестьянской крови, пропитой за свободу.
Мы выстроились в одну линию перед большим портретом Ленина на стене.
Костя открыл на столе картонную коробку, достал из нее отутюженный огненный галстук. Мы замерли. Мне казалось, что сейчас произойдет такое, чего уже никогда больше не будет. Я стану другим.
Костя подошел к Кольке и повязал ему на шею красный галстук. Другой повязал мне, и так всем по очереди. Потом он встал под портретом Ленина, приставил к левой ноге древко алого знамени с золоченой бахромой по краям, скомандовал: «Смирно!» и начал произносить слова пионерской клятвы, мы все хором повторяли их:
— Я, юный пионер СССР, перед лицом своих товарищей…
Когда мы повторяли: «…клянусь быть верным…», у меня от волнения все похолодело, даже слезы на глазах навернулись.
— Пионеры! За дело Ленина будьте готовы! — призвал нас Костя, держа правую руку ребром ладони над головой.
Мы тоже вскинули руки и дружно грянули:
— Всегда готовы!
И опять у меня мурашки по спине пробежали.
А в зале было много ребят. Они смотрели на нас во все глаза, завидовали нам.
— Вольно, — скомандовал Костя, — вот теперь вы пионеры. Этот торжественный момент останется у вас в памяти на всю жизнь. Скоро я поеду в уком комсомола и привезу вам горн, барабан. Буду там добиваться, чтобы к началу нового учебного года к нам в село прислали еще двух учителей. Тогда дети все до одного будут охвачены учебой. У каждого класса станет свой учитель. Заведующим школой будет другой. Тогда ваше пионерское звено вырастет в большой пионерский отряд. А теперь давайте веселиться.
Он взял гармонь и заиграл «Юного барабанщика». Мы начали подпевать. Когда песня кончилась, Костя с ходу мастерски запереборил веселую плясовую. Славка, показывая в улыбке щербатину, начал лихо отплясывать. Он был большой мастак по этой части. Когда беспризорничал, на базарах да под окнами домов песни распевал, ногами крендели выписывал: на пропитание себе так зарабатывал. Глядя на него, Таня тоже пустилась в пляс. Руки в боки да так хорошо выбивает — загляденье. Тут уж Славка разошелся вовсю! То вприсядку подскакивает, словно мячик, то волчком начал кружиться. А мы все
