Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
– Муж готовится к выборам. Развод – не то, чего он ждет от женщины, с которой провел рядом столько лет. А я не настолько себялюбива, чтобы отказывать ему в поддержке.
– Дело только в долге?
– Иногда долг сильнее жизни, доктор Карлин. Дело всегда в долге.
IV
– Что вы здесь забыли, молодой человек?
– Агент Грин, у меня есть все основания здесь находиться, мистер Рихтер. Жаль, что вам неприятно мое общество, жаль, что именно мое лицо вы видите первым, но наш разговор безотлагателен.
Рихтер закрывался. На его шее красовался медицинский воротник, сковывающий движения, но синие глаза сияли непримиримым огнем. Судя по всему, Дональд умело терпел боль или же лекарства избавляли его от нее. Сложно судить, но Рихтер злился. Возможно, потому, что лежал в постели, чувствовал себя слабым и был вынужден демонстрировать эту слабость посторонним.
О, вот это переломанный Грин понимал очень хорошо. При виде Рихтера, прикованного к постели, заныла сломанная нога. Обе ноги Аксель вытянул в бессмысленной попытке снять напряжение, чуть-чуть растянуть мышцы и избавиться от фантомных болей. Но, возможно, дело не в ранении. Дональд Рихтер не относился к людям, к кому можно просто так заявиться с «очень важными» вопросами. Фактически агент пользовался беспомощностью отца Теодоры, и тот это безошибочно считывал – и именно поэтому злился.
– Что вам надо? – коротко бросил Дональд, не отводя глаз.
– Я все гадаю, мистер Рихтер. Вы – один из самых уважаемых членов этого общества. Известный предприниматель, прославившийся нестандартными подходами к делам и стальным характером. Вы видитесь человеком, способным пережить все в этом мире и чуточку больше. Что же должно произойти, чтобы вы решили уйти из жизни добровольно?
И без того бледные щеки Рихтера стали белыми. Он сжал кулаки и челюсти. Ей-богу, если бы взглядом можно было убить, Грин бы уже был мертв. Без вариантов.
– Это не вашего ума дело, агент.
Обращение он буквально выплюнул. «Детектив» звучало бы куда более доброжелательно.
– К сожалению, у меня есть основания полагать, что ваше решение имеет прямое отношение к делу, которое я расследую. Суицид не в вашем характере и…
– Вы психолог? – прервал Рихтер. – Вам не кажется, что через несколько часов после такого человек не в состоянии мыслить здраво?
– Вы мыслите вполне здраво, мистер Рихтер.
– Я не понимаю, что вы от меня хотите. У меня умер сын. Или вам не сообщили?
– Сообщили. Мне жаль. Дело в этом?
– Да что вы заладили! Оставьте меня в покое!
Аксель выдержал паузу, позволяя ему спустить пар. Дональд отвернулся. Было видно, что ему хочется встать и уйти, но мешает гордость. Больничная одежда не то, что человек подобного статуса станет демонстрировать какому-то выскочке.
– Мистер Рихтер, постарайтесь вспомнить.
– Что именно? – В вопросе прозвучало столько яда, что Грину впервые за время разговора стало не по себе.
– Хорошо. Вы согласитесь пообщаться с доктором Аурелией Баррон-Карлин?
– Я пришел домой. И попытался выйти вон из этой жизни. Что вам нужно? Мотивы? Никогда не слышали о том, что чем жестче металл, тем фактически он более хрупок? У каждого человека есть свой предел. Неужели вы сами никогда не оказывались у своего?
– Я знаю лишь то, что ваша смерть стала бы идеальным пунктом в глобальном сценарии. А еще знаю, что за этим сценарием стоит вполне конкретный человек. И он убивает много лет. Уверен, он приложил руку к смерти вашего сына. Он же попытался причинить вред вашей дочери в прошлом году. Из клуба вы уехали вместе с миссис Уильямс. Что произошло в машине?
Дональд отвернулся, усваивая поток информации.
– Не вашего ума дело.
– Вы поругались? Почему?
– Не лезьте, агент.
– Вы решились на признание, потому что тогда еще не знали, какие новости вам принесут, а она вас оттолкнула? Любовь любовью, но брак – это сделка? Вы – не слишком хорошая сделка, мистер Рихтер?
– Бога ради, агент Грин, заткнитесь.
– Вы говорили с кем-то еще перед тем, как решили повеситься в кабинете?
Глубокий вдох. Выдох. Чуть слышное:
– Я не помню. С управляющим?..
– Почему вы решили уйти из жизни?
– Агент…
– Вы были знакомы с Эриком Туттоном?
– Что? – Дональд, явно сбитый с толку, посмотрел ему в глаза. – С Туттоном? При чем тут он?
– Так были?
– Да, был, мы работали вместе. Иногда. Ох, я понимаю. Эрика убили, имитируя самоубийство.
– Но вы все сделали сами?
– «Сделал» сильное слово, если учесть, что я жив. Но я не помню, чтобы кто-то запихивал меня в петлю. Это оказалось бы сложно реализовать, поверьте.
Грин верил. Криминалисты во главе с Туттоном работали в особняке, но Аксель понимал, что решающие шаги Дональд сделал сам. А теперь брал на себя всю ответственность, считая, что он хотел умереть. Он не похож на человека, который на самом деле хотел бы умереть. Даже сейчас, затянутый в этот чудовищный «воротник» отвратительного грязного белого цвета. Мало кто больше подходил бы для этой жизни, чем Дональд Рихтер.
– Я позову доктора Карлин.
– Никак не привыкну к тому, что она сменила фамилию. Вы ведь в курсе, что я участвовал в строительстве ее любимой больницы?
– В этом мире все меняется.
Дональд в очередной раз за разговор отвел глаза, пряча от агента эмоции. К изменениям он явно не был готов. И что-то подсказывало, что сейчас печаль вызывала не смерть сына, а решение дочери.
– Изменения – не всегда плохо, – осторожно проговорил Грин и почти сразу пожалел о сказанном. Это не его дело. Он не должен вмешиваться или пытаться повлиять на этого человека. Он должен поймать убийцу. Любой ценой, даже если придется причинить кому-то боль – а Дональду этот разговор ничего, кроме неудобств, не принес.
– Зовите своего мозгоправа, все равно же не отвалите без ее заключения, да? Вы чудной человек, Грин. Как можно связать в серию преступлений то, которое преступлением не является?
– Я вам не верю, мистер Рихтер, уж простите. – Аксель встал. – Но, возможно, сейчас вы верите сами себе.
– Вы меня совсем не знаете.
– Не знаю, – легко согласился Грин и улыбнулся. – Или же знаю очень хорошо. Это как посмотреть. Вы уверены, что ничего не хотите сказать?
– Вам? – Дональд казался удивленным. – Вы нарушили все мыслимые и немыслимые правила такта и взаимодействия с людьми, пережившими попытку суицида, заставили меня вспомнить не самые приятные вещи, даже не пытаясь смягчить удар. Почему я должен вам что-то говорить, кроме «пошел вон»?
– Видимо, потому, что в глубине души вы понимаете, что что-то не
