Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Шаг, и тяжелый ботинок впечатался в плечо подростка, который стоял на коленях, опустив голову. Тонко вскрикнув, Лукас перевалился через бортик и рухнул в воду, подняв фонтан брызг. Его голова скрылась под ржавыми волнами. Я метнулась к мальчику, ухватила его за плечо, потянула вверх. Ему удалось подняться с моей помощью — сначала встать на колени, потом подняться на ноги. Лукас дрожал крупной дрожью, приклеившиеся к лицу черные пряди тряслись вместе с ходящей ходуном челюстью. Я потянулась к ремню, стягивавшему его запястья.
— Не смей!
Окрик заставил меня отскочить от паренька.
— Отойди от него. Дальше! А ты, гаденыш, туда! На колени. На колени, я сказал!
Лукас неловко опустился на колени рядом с Дэвидом, как потребовал Эмиль. Так мальчик оказался по пояс в воде, а сидящему у трубы Дэвиду она уже доходила до груди. Минут через пять Дэвид уже едва сможет дышать. Нужно было что-то делать — немедленно!
— Н-не надо… Эмиль… — И как только измученный пленник нашел в себе силы говорить? — Ч-чили, Лукас… Отпусти их. Они не при чем. Это всегда было… между нами двумя. Убей… меня.
— Какое благородство. — Эмиль глумливо поклонился, шаркнув подошвой по плиткам. — Как думаешь, эта потаскуха, ради которой ты готов пожертвовать жизнью, способна на такое ради тебя?
Я обернулась и встретилась взглядом с Дэвидом. «Верь в меня! — кричала я одними глазами. — Я больше не предам тебя, никогда!»
— А знаешь ли ты, недобратец, что твоя ненаглядная Чили трахалась со мной вчера?
Дэвид смотрел на меня единственным глазом, не мигая. Вода стекала по лицу рыжими ручейками. Черты застыли ничего не выражающей маской: железный дровосек под проливным дождем.
— Что, не веришь? — продолжал издеваться Эмиль. — А давай спросим свидетеля. Лу-укас!
Мальчишка вздрогнул и наклонил голову еще ниже. Из-под спутанных прядей, черных и мокрых, как у брата, виднелись только покрытые красными пятнами скулы.
— Скажи-ка нам, Лукас, малыш, — куражился Эмиль, упиваясь собственной властью, — ночевала эта тетя у нас вчера ночью? — Он качнул в мою сторону стволом ружья. — Спала в моей комнате? В моей постели? Ну?!
Мальчик молчал.
Потеряв терпение, Эмиль вскинул ружье к плечу. Щелкнул какой-то рычажок сбоку.
Лукас поднял голову. Его расширенные зрачки уставились на дуло, нацеленное ему в лоб. Трясущиеся губы разомкнулись:
— Д-да, н-но…
— Вот, слышал? — торжествующе оборвал паренька Эмиль. По неподвижному лицу Дэвида бежала вода, но почему-то мне казалось, что он плакал. — Крысеныш не будет тебе врать. Только не тебе, любимому братику. Это я у него плохой! Я, который обувал и одевал, тратил последнюю крону на щенка неблагодарного…
Дальше я не слушала. Хватит! Если уж нам суждено погибнуть, мы не умрем так — повинуясь дергающему за ниточки бесчеловечному кукловоду. Мы люди, а не куклы!
— Где ключ? — Я сделала шаг к Эмилю, и он заткнулся посреди слова.
Дуло дернулось в мою сторону.
— Назад!
Я не отступила.
— Я сообщила в полицию. Они вот-вот будут здесь. Все кончено.
Эмиль рассмеялся, и от этого смеха кровь в жилах смерзлась в колкие льдинки.
— Ошибаешься. Какое совпадение: панцирям как раз сегодня позвонил бдительный гражданин и описал машину, в которую садился парень, похожий на некоего Шторма. — Он перевел безумные глаза на Дэвида и сплюнул. — Черная «вольво» направлялась в сторону моста Сторбельт.
Льдинки укололи похолодевшее сердце. Сторбельт! Это же остров Фюн! Или еще дальше, Зеландия… Неужели все полицейские ринулись туда? Даже Магнус Борг? Неужели никто не догадался, что звонок ложный?
— Покончим… с этим… — прохрипел Дэвид у меня за спиной. — Отпу… пусти их.
Я хотела посмотреть, как высоко поднялась вода, но не могла оторвать глаз от черного отверстия наставленного на нас дула.
— Заморский педик жертвует собой ради шлюхи! — сказал Эмиль с ухмылкой и наигранно пошмыгал носом. — Как трогательно. А что скажет на это его подружка? Бывшая, конечно, но говорят, первая любовь не ржавеет. Вот мы сейчас и проверим.
Дуло дернулось, я сморгнула и вдруг поняла, что Эмиль обращается ко мне.
— Ты хочешь жить, верно, Перчик? Молодая, здоровая, привлекательная. У тебя столько всего впереди. Семья. Дети. Ты ведь хочешь детей, да? Все бабы хотят.
Я молчала, но отвечать, кажется, не требовалось. Эмиль будто впал в транс: полузакрытые глаза тускло блестели, ствол ружья двигался из стороны в сторону, останавливаясь то на мне, то на Лукасе.
— Но только не от него. — Эмиль направил оружие на Дэвида. — Он же неполноценный, урод, генетическая ошибка. А теперь еще и калека. Посмотри на него. Убожество! Кому такой нужен?.. Я сказал, посмотри на него!
Убаюканная монотонным голосом, я вздрогнула от внезапного окрика. Обернулась.
Вода уже дошла Дэвиду до подбородка, хотя он вытягивал шею. Я не смогла сдержать бессильный стон. На меня Дэвид даже не взглянул. Его единственный глаз был обращен вверх, на человека с ружьем в руках.
— Эмиль… прошу… — шевельнулись искусанные губы.
— Ах, его высочество просит. — Эмиль склонился в шутовском поклоне. — Ну да, он ведь тоже читал желтую тетрадь! — Корона стала тяжеловата? Ну, так и быть. — Он выпрямился и махнул мне рукой. — Перчик может идти.
Лукас вскинул голову. В его глазах мелькнуло отчаяние, смешанное с надеждой.
Я едва верила своим ушам. Эмиль что, правда сказал: «Перчик может идти»? Вот он, выход на свободу. Раздвижная стеклянная дверь. Она совсем близко — меньше десятка шагов. Если выйду через нее, все останется позади как страшный сон. Все. И Дэвид. Неужели я нашла его только для того, чтобы сразу потерять?
— Нет, — я мотнула головой. — Отпусти Лукаса. Он еще ребенок. Он тут не при чем.
— Не при чем?! — Эмиль злобно ощерился. — Поэтому крысеныш следил за мной? Поэтому пытался освободить ублюдка, который разрушил нашу семью? Лишил нас всего? Лишил нас отцовской любви…
— Любви? — Глаза Лукаса гневно сверкнули, скрестившись со взглядом брата. — Что ты знаешь о любви? Хочешь расскажу, как папа любил меня? Помнишь, я как-то подрался в детском саду? А папа потом повез меня покататься на машине? Он заехал в лес, а там вытащил меня из салона, запихнул в багажник и захлопнул крышку. Внутри было темно и тесно, мне казалось, я очутился в гробу. Я плакал от страха, просил выпустить, кричал, что так больше не буду. А он сказал, что я был очень плохим мальчиком и буду наказан. Я должен сидеть в темноте, пока не досчитаю до ста. Тогда
