Мое лицо первое - Татьяна Русуберг

Татьяна Русуберг

Мое лицо первое

Часть первая

Шторм по имени Дэвид

Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзенный копьем, посвященный Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых.[1]

Старшая Эдда. Речи Высокого

Шторм

Я не сразу расслышала телефонный звонок. Вообще мало что слышишь, когда ладонями закрываешь уши и вчитываешься в текст на мониторе. Корректуру сказки предстояло сдать уже в понедельник, а риск провалить первое самостоятельное задание в должности стажера рос пропорционально усилению голосов Микеля, Кристины и Лотты. Даже сквозь плотно сомкнутые пальцы проникали вопли соседей по съемной квартире, на этот раз сцепившихся не на шутку.

— Не собираюсь я звонить этой шизанутой! — кричал Микель со стороны ванной, где его осадили девчонки-сокурсницы. — Она больная на всю голову. Мне моя жизнь дороже каких-то задрипанных тапок!

— Ниче они не задрипанные! — задыхаясь от Микелевой наглости, визжала Кристина. — Это, между прочим, реквизит. У нас представление в воскресенье, завтра — генеральная репетиция, а волк как будет выходить на сцену, в носках?!

— И зачем твоей подружке тапки понадобились? — вступала вторым голосом Лотта, колотясь в дверь ванной: очевидно, Микель заперся, опасаясь коллективного девичьего гнева. — Они же сорок пятого размера. И на них вообще когти.

— Может, у нее ноги мерзли! — из последних сил защищался загнанный в кафельную ловушку парень. — И вообще, она русская. У них принято в тапках дома ходить. А других у нас не было.

— А выходить из дому в тапках у них тоже принято? Причем в чужих? — не унималась Кристина.

— Ага, и с чужой заколкой в крашеных патлах! — вторила ей Лотта, ставшая еще одной жертвой последней Микелевой пассии. — А мне эту заколку подарили, между прочим. Аж из Венгрии привезли. Ручная работа, художественная ковка.

Тут ко мне в уши и пробился трезвон мобильника. Не глядя, я протянула руку, разворошила кипу распечаток на столе и вытянула наружу черный «самсунг». Незнакомый номер начинался с +44. Звонок из-за рубежа. Наверняка ошиблись номером или хотят что-то продать. Вон Микелю вечно звонят из Индии насчет виагры. Хотя ему только виагры для счастья не хватало.

Я сбросила вызов и снова закрыла ладонью ухо, в которое успело ворваться продолжение перепалки:

— И вообще, она, наверно, уже укатила.

— Куда?

— В Россию свою, куда же еще.

— В моих тапках?!

— Ага. По Красной площади теперь цокает. Когтями.

— Микель! — Кажется, Кристина и Лотта вдвоем навалились на дверь ванной.

Я вздохнула и исправила «пядесят» на «пятьдесят» в предложении о количестве драконов. Не понятно, как вообще столько гигантских ящеров могло уместиться на острове двадцати метров в диаметре. Даже если это сказка. Они ведь не водоплавающие. Хотя жизнь, конечно, часто удивляет. Вот, например, Микель. Мы с Лоттой и Крис решились взять его в долю и позволили занять самую маленькую комнату в студенческой квартирке только потому, что были уверены: парень — гей. Одни его розовые футболки и джинсы в цветных заплатках чего стоили. А еще свисающая на нос челка, крашенная в синий цвет; пирсинги, включая колечки в сосках, отчетливо проступающие сквозь ткань тех самых футболок; черный лак на ногтях… И вот поди ж ты. Такого бабника пришлось бы поискать! И ладно еще, что он без всякого стеснения таскал бесконечных подружек к себе в комнату и оттуда потом часами доносились красноречивые звуки. Но у Микеля оказался не просто дурной, а раздражающе отвратительный вкус.

То он заявлялся с бомжеватого вида костлявым нечто, опустошавшим холодильник, невзирая на аккуратные надписи, отмечающие, кому принадлежат продукты на каждой полке. То с арабкой в хиджабе, которая засоряла сток в душе лобковыми волосами, а потом натравливала своих правоверных братьев на Микеля, и у бедняги неделями не сходили синяки. Дольше всех продержалась негритянка с торчавшей от поясницы под прямым углом неимоверной жопой, обожавшая развешивать на наших стульях слоновьи футболки, едко воняющие потом. Сменила ее та самая русская, дефилировавшая по квартире в реквизитных меховых тапках с когтями и занятом у меня шелковом халатике, очень небрежно запахнутом в стратегических местах. Странно, кстати, почему она не увела и халат. Впрочем, возможно, у меня пропало что-то другое. Я не проверяла.

Блин, снова звонят. Придется ответить и, если это волшебная омолаживающая косметика, послать их… да вон к тому же Микелю. Пусть с русской поменяется на тапки.

— Да заглохните там уже! — рявкнула я, вытягивая руку с телефоном вверх. — Звонят… Алло? — Я зажала мобильник между ухом и плечом, торопясь поставить запятую, отсутствие которой только что заметила. — Чили слушает.

— Генри Кавендиш. «Некст менеджмент», Лондон, — прозвучал в динамике мягкий мужской голос. Английский был сдобрен британским акцентом, напомнившем мне сериал об инспекторе Барнаби. — Вы меня не знаете, но… — Мужчина слегка замялся. — У нас есть кое-что общее. Я бы хотел поговорить с вами о Шторме.

Я машинально глянула в окно. Голые ветви деревьев раскачивались от порывов ветра; между ветками вспыхивали искрами прошедшего праздника нити елочного дождика. Погода, конечно, мерзкая, но до настоящего шторма еще далеко. Мне ли, прожившей пять лет на юго-западном побережье, этого не знать.

Тут я сообразила, что загадочный мистер Кавендиш вряд ли интересуется местной погодой.

— Вы ошиблись номером, — ответила я, беря телефон в руку и прикрывая микрофон от совершенно не рабочего гвалта, все еще доносившегося со стороны ванной. Наверное, «Шторм» — новый роман, который переводят в издательстве. С тех пор как мой номер выложили на сайте «Турб鿑ны» в разделе «Наши сотрудники», мне уже несколько раз звонили авторы и литагенты — очевидно, когда не могли поймать редактора. — Я всего лишь стажер. А вам, наверное, нужна Анетта из отдела переводной литературы. Сейчас поищу ее номер… — Я открыла на ноуте вкладку с сайтом редакции.

— Нет, мисс Даль, мне нужны именно вы, — терпеливо выслушав меня, настойчиво сказал незнакомец. — Вы ведь знали Шторма, только под другим именем. Дэвид. Дэвид Винтермарк. Шторм — это псевдоним. Я полагал, вам это известно…

Строчки на экране расплылись. Звуки чужого языка перемешались, лишая слова смысла. Мне захотелось сесть, но оказалось, что я уже сижу, хотя ноги не чувствовали пола.

Этот человек сказал Дэвид.

Внезапно я вижу его так, как видела, оборачиваясь за своей партой. Серая в синюю клетку фланелевая рубашка расстегнута, ткань на локте