Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
А потом я нащупала поджившие ссадины на пояснице, на боках. Я испугалась и спросила:
— Больно?
Д. только мотнул головой.
Дальше все произошло быстро. Мы раздели друг друга и снова сделали это. На этот раз по-настоящему. У Д. был презерватив. Значит, парень все-таки пошарил в аквариуме психолога! Надеть резинку получилось не сразу, но мы справились. Потом я чуть не силком накормила Д. на кухне, и он ушел. А у меня перед глазами все стояло его тело: даже полумрак не мог скрыть кровоподтеков и ссадин, некоторые выглядели совсем свежими. Браслетов Д. не снял, но они немного сдвинулись, и я разглядела красную воспаленную кожу под ними.
Это значит, что все продолжается. Даже приход теток из соцслужб Бульдога не остановил. Или теперь Эмиль приложил руку?
Я смотрела в окно на хрупкую темную фигурку, бредущую через поле от нашего дома, и внутри у меня все переворачивалось. Быть может, Д. били из-за меня. Я не спрашивала. Знала, что, если и так, он не скажет. Ни за что не сделает мне больно. А вот я, возможно, делала больно ему. Просто тем, что была рядом.
24 марта
Сегодня понедельник. Я поправилась за каникулы, и нужно было идти в школу. Встала утром, как обычно, собралась, позавтракала, хоть и без аппетита. Стала в коридоре натягивать куртку, и тут на меня нашло. Просто переклинило.
Вдруг показалось, что прямо за дверью собрался весь класс. Вот выйду на крыльцо, а они стоят там плотным полукольцом. Стоят, пялятся и молчат. Сделаю шаг вперед — одни попятятся, а другие замкнут круг. Они заключат меня в живую клетку. А потом набросятся — молча и все разом. И никто не придет на помощь, даже Д.
Не знаю, сколько я простояла в коридоре, прижимая ладони к животу: меня тошнило, руки и ноги похолодели и тряслись, пульс бешено частил. Наконец удалось выудить из кармана телефон. Оказалось, первый урок давно начался.
Папа потом звонил из школы, спрашивал, почему я не на уроках. Я сказала, что мне снова плохо. Он, видимо, не поверил, потому что рассердился и начал меня отчитывать. Тут я не выдержала и разрыдалась.
Не знаю уж как, но папе удалось с кем-то поменяться, и он примчался с работы намного раньше обычного. Увидел, как меня колбасит, и потащил к врачу. Тот отправил нас к психологу. Психолог объявил, что у меня стресс и, возможно, начинающаяся социофобия. Предложил назначить таблетки, но я отказалась наотрез. Спасибо, видела уже, что таблетки делают с Кэт и Д. Я уж лучше как-нибудь сама.
Психолог сказал, что в любом случае мне просто необходимо с кем-то поговорить, рассказать, что со мной происходит. Его-то я не спешила посвящать в свои проблемы. Не хватало еще, чтобы меня в психушку упекли из-за глюков. Хотя если бы вместе с Д., я бы, может, и не отказалась. Мечты, мечты…
В общем, дома папа на меня надавил. Подъезжал по-всякому, и ласково, и с угрозами. Сказал, что придется сообщить обо всем маме. Ну, я и сломалась. Сказала, что в классе меня гнобят. Что из-за этого боюсь идти в школу. Описала несколько эпизодов. Конечно, упомянула Д. Но это папу не слишком заинтересовало. Он все выпытывал, кто меня обижает, кто зачинщик. А какой в этом смысл, когда участвует весь класс? Ну, может, кроме ботанов не от мира сего, вроде Каспара, но таких единицы.
Последние истории с велосипедом и немым кругом заставили па схватиться за волосы и бегать по комнате кругами. Он напоминал домашнего кота, оказавшегося в клетке: мы так однажды поймали кошку старушки Веры в западню, поставленную на лису, которая раз за разом переворачивала наш мусорный бак и раскидывала отходы по саду.
Набегавшись наконец — у меня от его мельтешения голова закружилась, — папа сел рядом со мной на кровать и начал отчитывать за то, что я раньше ничего никому не сказала. Потом пообещал во всем разобраться и вывести на чистую воду зачинщиков. Меня последнее напугало больше всего. Я сказала, что это не обязательно и уже не важно. Что я решила: в эту проклятую школу больше не пойду. Скоро конец учебного года, а со следующего я хочу в интернат — как можно дальше отсюда. Буду там готовиться к поступлению в гимназию. В конце концов, самое важное — это образование и мое будущее.
«Гимназия», «образование», «будущее» — кодовые слова, которые растапливают сердце любого родителя. Ну, почти любого. Моего папы уж точно. Он задумался, потом сказал: это очень серьезное решение, надо посоветоваться с мамой. И убежал — звонить по «Скайпу».
Я немного расслабилась. Ничего с этим интернатом все равно не выйдет — обучение там стоит немалых денег. К тому же девчонки в классе болтали, что в хороший попасть можно, только если чуть не за два года записаться. Кто меня возьмет за три месяца до конца учебного года?
Если честно, мне стало немного легче после того, как папе рассказала про травлю. Хотя, конечно, многое я утаила: например, из-за чего все началось и как с этим связан Д. Просто не смогла себя заставить вытащить на свет всю эту грязь с Эмилем.
Ладно, зато теперь можно будет не ходить в школу несколько недель. Психолог сказал, стресс — это обычно месяц на больничном, а то и больше. Папа, правда, пообещал регулярно таскать меня к мозгоправу, но это я уже как-нибудь переживу.
Д. ведь пережил. Бедный Д.! Выходит, я его долго еще не увижу! Если только он снова не сбежит с уроков.
Но вот что я думаю: может, оно и к лучшему. Ну, в смысле то, что мы не будем видеться. По крайней мере какое-то время. Все так запуталось. Может, Д. будет легче без меня? Может, мне будет легче без него?
Мне будет вообще когда-нибудь легче?
Желтая тетрадь. Страницы 47—57
День снова увидел принцессу Шип на стрельбище. Король Баретт и принц Робар хотели продемонстрировать будущей невесте мощь секретного оружия, на производство которого пойдет добываемый в ее стране уголь. Сам День оказался в высоком обществе в своем обычном качестве — подметальщика-подавальщика. Его научили чистить и смазывать
