Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Стоило отвлечься от тревожных мыслей, и стало слышно, как посвистывает в старых оконных рамах, подвывает тоскливо на чердаке. Наверняка утром на дорожке будет полно обломанных веток, а все стоки забьют мусор и клочья увядшей листвы.
В пустом доме было неуютно, сквозняк холодил ноги. Одиночество и ожидание шторма угнетали меня, лишая самообладания. Я почувствовала необходимость оказаться рядом с другим человеком, с кем-то, с кем я могла бы поговорить. Лив отпадала — она работала вечером. Борг, возможно, уже на пути в Орхус. В любом случае он слишком занят, чтобы составить мне компанию. Не тащиться же мне, в самом деле, в местную бодегу — приют безнадежности и местных алкоголиков?
Я заметила огонек в окне соседнего дома. Не виллы Винтермарков, а другой, на нашей стороне улицы. Пост… Следователь ведь упоминал о нем, но в связи с чем? Стоп! Кажется, именно от старика Борг впервые услышал историю о любовнике Сюзанны. Полицейский еще назвал соседа наблюдательным. Что, если общественник Пост, всюду сующий свой нос, видел что-то еще? Что-то важное, что все упустили из виду, даже панцири.
Побуждаемая внезапным порывом, я выбежала в коридор и натянула куртку. Объяснение своему неурочному визиту придумывала уже на ходу. Всегда можно попросить у соседа немного сахара или муки. Насколько я знаю одиноких стариков, их хлебом не корми, а только дай поболтать да повспоминать молодость. Вот пусть Пост и потрясет своей копилкой воспоминаний…
Следом за моим звонком за входной дверью с витражным стеклом послышался запоздалый и изрядно осипший лай. Неужели пес Поста еще жив? Ему же должно быть больше двенадцати лет! Хотя, говорят, маленькие собачки живут дольше.
Я терпеливо дожидалась шаркающих старческих шагов, придерживая капюшон. Ветер рвал полы куртки, пытался запустить ледяные пальцы мне за шиворот, швырялся в лицо редкими пока дождевыми каплями. Наконец дверь отворилась. На меня уставились подслеповато щурящиеся глаза.
— Здравствуйте! — Я окинула взглядом низенького упитанного старичка, сжимающего в руке очки для чтения. Лысина, обтягивающая округлый живот жилетка, мягкие войлочные тапки. У тапок — тоже сильно полысевший и поседевший бульдожек, который смотрел на меня, высунув кончик языка. — Я ваша соседка, Чили. Приехала на выходных забрать кое-что из дома. И вот, представляете, забыла купить кофе.
Я заготовила целую речь про ненастье, велосипед и магазин, который не помню, когда закрывается, но она не понадобилась. Глаза Поста засветились радостью, он широко улыбнулся, демонстрируя вставные зубы — наверное, уже предвкушал, как завтра будет рассказывать местным старушкам последнюю горячую новость. Еще бы, подружка чокнутого отцеубийцы заявилась в город сразу после похищения. Да общине дыртаунских пенсионеров до конца года будет о чем посудачить!
— Чили, какая приятная неожиданность, проходи-проходи. — Пост отступил в коридор. Бульдожек хрюкнул, повернулся ко мне жирным задом и поковылял вглубь дома.
Хозяин усадил меня в гостиной, больше похожей на музей: вязаные салфетки на столе и комодах, гобеленовые подушки, тяжелая мебель темного дерева, сельские пейзажи в позолоченных рамах. На одном из плюшевых кресел я заметила клубок толстых ниток с торчащим из них крючком. Неужели салфеточки вязал сам Пост?!
Старик угостил меня кофе, подробно расспросил о моем орхусском житье-бытье, снабдил последними местными сплетнями. Например, я узнала, что дом Винтермарков купила пожилая пара с кучей внуков и двумя йоркшир-терьерами, что хольстедский священник ушел на пенсию, и теперь община должна выбрать нового из двух кандидатов, что мальчишка Винтермарков, переодетый в костюм единорога, разрисовывает стены похабщиной и мочится под двери добропорядочных граждан.
Интересно, фамилия Винтермарк уже дважды всплыла в нашей беседе случайно или Пост специально решил сосредоточиться на легендарном семействе в надежде, что вытянет из меня что-нибудь про Дэвида? Я сделала вид, что заглотила наживку, и разговор плавно перетек на поиски Шторма, развешанные по городу плакаты и сегодняшнюю газету, лежавшую на журнальном столике.
Почесывая загривок бульдожка, старик долго разорялся на тему «О времена! О нравы!»: вот, мол, теперь даже преступники испортились. Снимают свои преступления на телефон и выкладывают на всеобщее обозрение, совсем страх потеряли. Я не возражала, хотя могла бы сказать, что маньяки практиковали подобное чуть ли не с тех пор, как появился фотоаппарат, просто раньше Интернета не было. Я это знаю, потому что пару месяцев назад помогала редактировать книгу о серийных убийцах.
Хорошо, что промолчала, потому что Пост сам свернул к интересующей меня теме.
— Несчастный мальчик, от рождения обреченный недоброй судьбой. — Старик качал лысой головой, прихлебывал кофе, причмокивал, а на его коленях чмокал пес, вылизывая хозяйскую руку. — Нет, я не верю во всякие там дурные метки и знамения, но посуди сама: разве принесет в семью счастье прижитый неизвестно от кого ребенок, разные у него глаза или нет…
Пост бросил на меня неожиданно острый взгляд из-под морщинистых век.
Я сделала удивленное лицо. Следующие полчаса старик обстоятельно, смакуя подробности, рассказывал мне историю с шалашом и Бубой — так звали бульдожка, — сорвавшимся с поводка во время прогулки по лесу.
Я слушала и вспоминала Лясоля из желтой тетради. Бродяга, который поселился в шалаше, тоже очень неплохо играл на гитаре. Вот только в отличие от сказочного короля у него была собака — дворняжка, у которой началась течка. Кобелек Поста рванул на манящий запах, хозяин поспешил за ним.
— Вполне возможно, что сучка этого бездомного тоже принесла приплод, — похихикивая, сказал старик, размеренно почесывая бульдожкину шею. — Пусть она была больше Бубы в два раза, но моего малыша это не остановило. Эх, молодость, молодость…
Мне стало противно. Я вспомнила, как Пост пресмыкался перед отцом Дэвида, как докладывал ему, чей питомец оставил «колбаску» у его изгороди, невзирая на табличку с предупреждением для хозяев, и кто из соседей запарковал машину, блокируя выезд из ворот.
Я уже собиралась встать и уйти, когда одна сказанная стариком фраза пригвоздила меня к месту.
— Кстати, тот шалаш все еще стоит в лесу, у водопроводной станции. «Алка», знаете? Мы с Бубой продолжаем гулять там, когда хорошая погода. Правда колени у меня уже не те, да и Бубу мучает одышка…
— Постойте! Как вы сказали? — перебила я Поста, забыв о вежливости. — Что-то о водопроводной станции?
— Ну да. — Недовольный, что его прервали, Пост выпрямился в кресле. Песик подтявкнул и запыхтел, роняя слюни. — Остатки шалаша находятся рядом с ней.
— Да-да, — заторопилась я, боясь упустить мысль. — Но вы сказали «Алка». При чем тут она? Это же страховая компания.
Сосед снова продемонстрировал вставные зубы:
— Так это название станции. Насколько помню, страховое общество частично финансировало строительство. Отсюда и
